ЛЕГИТИМИЗМ | НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Александр Закатов

Император Кирилл I в февральские дни 1917 года

Вступление

В своей борьбе с Русскими Царями враги Родины и Династии использовали самые разнообразные средства. Применение этих средств зависело от исторических обстоятельств: открытая фронда и тайные интриги, измена и убийства всегда в тех или иных сочетаниях витали у Престола. Но одно средство, самое подлое, всегда было в ряду главных составляющих всех покушений на монархический строй - клевета. Ее жертвой стали все Государи России без исключения. И примечательно - чем плодотворнее тот или иной Государь послужил Отечеству, чем большим благочестием отличался, тем язвительней и наглей была клевета. Ее творцы хорошо знали, что природа людей, увы, такова, что они склонны с большим интересом выслушивать и запоминать грязные сплетни и забывать все великое и доброе. И этим свойством человеческой натуры они воспользова-лись сполна. Так возникли и прочно закрепились в сознании образы "глупого и недоразвитого" Царя Феодора Иоанновича, "пьяницы и поклонника Фридриха П" Петра III, "безумца" Павла I, Николая "Палкина", Александра "Вешателя" и Николая "Кровавого" с "немецкой шпионкой" Александрой Феодоровной. То, что всю эту бессовестную ложь нельзя ничем доказать, не смущало ее распространителей ни в коей мере. Что ж, расчет на самые низменные инстинкты был сделан верно, и клеветники достигли цели. Монархия в России пала во многом благодаря целенаправленной и разрушительной кампании по дискредитации Династии. Участниками ее были люди с самыми разными стремлениями: одни желали окончательного свержения Монархии, другие хотели лишь "сменить шофера на ходу" и, может быть, занять его место. О них речь пойдет ниже. Пока же лишь отметим, что и те, и другие - предатели, свергшие своего законного Государя и обрекшие Его на мученическую смерть - не могли, конечно, примириться с тем, что попранный Императорский штандарт будет поднят рукой Законного Преемника Всероссийских Императоров. И уже поэтому Государь Кирилл Владимирович, принявший в изгнании наследие Своих Царственных Предков, не мог не стать жертвой самой гнусной и отвратительной клеветы.

Большинство из тех, кто слышал когда-нибудь имя Императора Кирилла, знают о нем лишь один эпизод - его приход в Государственную Думу 1 марта 1917 года. Об этом факте неизменно пишут как историки, так и писатели, посвятившие свои произведения тем страшным дням. При этом в большинстве описаний поступок Великого Князя Кирилла Владимировича квалифицируется как нарушение присяги еще не отрекшемуся Императору. К такой трактовке привыкли уже относиться, как к чему-то неоспоримому, не вдаваясь в подробности, не анализируя источников происхождения, и не сопоставляя их с другими, свидетельствующими о совершенно противоположном.

"И осквернив правдивые скрижали,
Историков продажные уста
Перед потомками тебя оклеветали",

- писал в своей Оде Императору Павлу С. Бехтеев. Горький упрек, брошенный поэтом историкам, к сожалению, абсолютно справедлив. На человека, берущегося изучать и оценивать исторические факты, ложится огромная ответственность; не случайно Сервантес предлагал вешать лживых историков, как фальшивомонетчиков. В извращениях истории особенно преуспели марксистские ученые, подгонявшие ее под свои нелепые догмы, или исполнявшие тот или иной социальный заказ. Но даже их приемы бледнеют перед "успехами" тех, кто так много кричит о своем "монархизме" и "православности". Марксисты, по крайней мере, считали необходимым хоть как-то отметить существование иных точек зрения, пусть хоть фрагментарно и тенденциозно. Но полностью игнорировать все противоречащие свидетельства, а зачастую и нагло врать - для этого нужно быть либо членом "Объединения рода Романовых", либо претендентом на звание "первого интеллигента страны".

Если мы сравним по возможности все писания о действиях Великого Князя Кирилла Владимировича во время февральской революции, то сразу увидим, как формировался, постепенно обрастая всевозможными выдумками, миф о его, якобы, измене Императору Николаю II. Вот "концентрат" этого мифа: до революции Великий Князь, подверженный либеральным влияниям, участвует в заговорах против Императорской Фамилии. В первые дни революции он переходит на сторону бунтовщиков, видимым проявлением чего является Его приход в Думу во главе Гвардейского Экипажа с красным бантом на груди. Затем "бант" вырастает до размеров красного знамени, после чего это знамя оказывается водруженным рукой Великого Князя над крышей его собственного дворца. К этому остается добавить последующее сотрудничество Кирилла Владимировича с большевиками, вплоть до отнесения всей его деятельности в эмиграции к выполнению задания ОГПУ. Нам не приходилось еще встречать описаний, например, того, как Великий Князь до революции развлекался бросанием бомб в городовых, или как он работал в ВЧК, но появление этих слухов никого не удивило бы, настолько нелепо все, что уже составило миф об "измене" Великого Князя.

Целью данного исследования является восстановление исторической правды о мужественном поведении будущего Императора в дни революции и его попытках спасти Монархию. Кроме того, мы коснемся еще ряда тем, так или иначе связанных с главным содержанием статьи, чтобы информация была, насколько возможно всеобъемлющей. Как может убедиться читатель, мы используем самые разнообразные источники и исследования по затрагиваемой теме. Большинство из них уже опубликовано в России, и любой желающий сможет сам ознакомиться с ними и сделать нужные выводы. В то же время, ряд свидетельств малодоступен, ибо они разбросаны по периодическим изданиям и еще не переизданным мемуарам. Мы старались собрать все основное, посвященное тому периоду и конкретно действиям Великого Князя Кирилла Владимировича - и "за" и "против". При сопоставлении и анализе правда и ложь выглядят гораздо более рельефно, и от построенного лжецами здания не остается камня на камне.

Необходимо отметить, что литература по нашему вопросу не ограничивается использованными источниками. При желании можно найти их гораздо больше. На некоторых находящихся в нашем распоряжении свидетельствах мы сознательно не стали останавливаться, т.к. они просто дублируют изложенное в процитированных нами материалах (особенно это касается стандартного рассказа о "красном банте"). Тем не менее, мы сочли необходимым так или иначе упомянуть всех известных мемуаристов и дать ссылки на публикации.

Использованные источники можно классифицировать по многим параметрам. Оценка каждого из них будет дана по ходу изложения материала. Сейчас постараемся только охарактеризовать две основные группы: говорящие об "измене" Великого Князя Кирилла Владимировича и свидетельствующие об обратном.
Очевидно, что всякое упоминание эпизода 1 марта 1917 года несло и продолжает нести политическую нагрузку. Почти в каждом свидетельстве чувствуется определенная политическая тенденция (за исключением, пожалуй, "женских" мемуаров, ограничивающихся, впрочем, пересказом слухов с чужих слов). Это заставляет нас относиться к любому цитированному произведению с особой осторожностью, задавая в первую очередь вопрос: Cui prodest? В большинстве случаев ответ на этот вопрос позволяет безошибочно судить о качестве источника, его правдивости и объективности.

Ни для кого не секрет, что 99% обвинений Великого Князя Кирилла Владимировича в измене исходило из лагеря Великого Князя Николая Николаевича и его сподвижников. Нынешние нападки не выходят за рамки того, что появилось в 1920-е и 30-е годы. На роли самого Великого Князя Николая Николаевича в революции мы остановимся подробнее ниже, пока же лишь отметим, что в эмиграции он претендовал (не имея на то никаких ни законных, ни моральных прав) на возглавление всей русской эмиграции. В силу этого Законный Глава Императорского Дома Государь Кирилл Владимирович вызывал у него ничем не прикрытую ненависть. Для того, чтобы одержать "победу", Николай Николаевич не брезговал никакими средствами, вплоть до отречения от самого монархического принципа. В своей книге "Агония белой эмиграции" Л. Шкаренков пишет: "Началась борьба между сторонниками двух Великих Князей: Николая Николаевича (двоюродный дядя Николая II) и Кирилла Владимировича, если первый прикрывал свой монархизм заявлениями, что он "не предрешает будущего образа правления "России", то Кирилл отбросил всякую мимикрию и выдвинул лозунг: "За Веру, Царя и Отечество!" Если отбросить тон, свойственный советской эпохе, мы имеем очень точную характеристику позиций двух Великих Князей. Только непредрешенчество Николая Николаевича шло, безусловно, гораздо дальше "прикрытия монархизма", в чем может убедиться любой читатель, ознакомившись с заявлениями, да и вообще со всей деятельностью Великого Князя по эмигрантским периодическим изданиям, ставшим сейчас доступными в библиотеках.

Для Николая Николаевича и его сторонников цель оправдывала любую ложь. Поэтому они усердно фабриковали миф о "измене" Государя Кирилла Владимировича, опираясь на собственные инсинуации и на писания тех, чья правдивость не могла не быть поставлена под сомнение уже в силу общеизвестных фактов их биографий. Как говорилось, характеристику каждого мемуарного источника мы дадим при цитировании. Отметим лишь один существенный факт: НИКТО из "свидетелей обвинения", кроме, естественно, самого М. Родзянко, НЕ ПРИСУТСТВОВАЛ при встрече с ним Великого Князя Кирилла, а подавляющее большинство вообще не находилось в Таврическом дворце в момент прихода туда Гвардейского экипажа.

Источники противоположного содержания также можно разделить на несколько групп. Некоторые из воспоминаний принадлежат перу деятельных верноподданных Государя Кирилла Владимировича, другие - людям, полностью отошедшим в эмиграции от политической деятельности. Выгодным отличием многих из них является то, что они написаны или сообщены очевидцами события. Отдельные лица имели даже возможность беседовать в тот момент с Великим Князем Кириллом Владимировичем, а следовательно, наиболее точно знали не только внешнюю сторону (был или не был красный бант, развевалось или не развевалось над дворцом красное знамя и т.д. и т.п.), в сущности не столь уж и важную, а побуждения и чувства Великого Князя Кирилла Владимировича, руководившие им тогда. Это для нас имеет большое значение. Ведь в конце концов предать Царя в те дни можно было и без красного банта (что многие и сделали). Простое отсутствие пресловутого банта значило бы не так уж и много. Но источники говорят о большем: они не оставляют никакого сомнения в том, что Великий Князь Кирилл Владимирович был одним из последних мужественных защитников Монархии перед лицом революции. И как же подло его оклеветали впоследствии те, кто эту революцию совершил!

Завершая предисловие, мы хотели бы еще раз подчеркнуть, что нашей целью является восстановление правды в полном объеме. Поэтому мы желали бы, чтобы читатели не ограничились ознакомлением с этой книгой, но по возможности просмотрели все упомянутые в тексте источники, чтобы судить о них не по цитатам, так или иначе вырванным из контекста, а по полному тексту. Это позволит им лучше понять обстановку описываемой эпохи и сделать самостоятельные выводы. В отличие от фальсификаторов, приемы которых будут кратко разобраны в статье, мы только заинтересованы в том, чтобы читатели изучили весь комплекс написанного по истории первых дней революции. Тогда, вернувшись вновь к нашей работе, они смогут воспринимать и факты и их трактовку, в ней содержащиеся, не на веру, а во всеоружии знания как общей обстановки того времени, так и частных фактов, что исключительно важно для понимания происшедших событий.

Начнем с того, что статья 185 посвящена БРАКАМ Членов Императорского Дома, а не их правам на Престол. Слова "могущего иметь право" являются наследием архаичной формулировки начала века, подразумевающей возможность реализовать право в ближайшем будущем. Так, Цесаревич Константин Павлович в грамоте о своем отречении писал: "Не чувствуя в Себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтоб быть когда бы то ни было возведену на то достоинство, к которому по рождению Моему МОГУ ИМЕТЬ ПРАВО (выделено мной - А.З.), осмеливаюсь просить Вашего Императорского Величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня ..."<Наследование Российского Императорского Престола, Н.Й.,1985, с. 54.> Так как ВСЕ Члены Императорского Дома уже имеют право на Престол, а уж тем более обладатели титула Цесаревича, то сразу обнаруживается смысл данной формулировки. Из нее следует, что статья 185 и в старой, и в новой редакции относилась к самым близким в очереди наследования Престола лицам. Впрочем, немудрено, что профессор Тальберг не в состоянии был этого уразуметь. В данном случае мы допускаем, что им руководил не столько злой умысел, сколько элементарное невежество. В самом деле, профессор был слаб в области юриспруденции. Мы не случайно выделили его слова о том, что "с этого времени" (т.е. со времени принятия новой редакции статьи - А.З.) Великий Князь Владимир Александрович перестал подпадать под действие статьи. Н. Тальберг, видимо, никогда не слышал о том, что ни один закон не имеет обратной силы. Так что если бы статья в старой редакции действительно лишала прав на Престол Владимира Александровича, то никакая новая редакция возобновить его права не могла. Но на самом деле статья 185 относится лишь к БРАКАМ Августейших Особ, предоставляя Царствующему Императору определять, к кому применять ее действие (т.е. не дать позволения на брак), а к кому не применять. (Статья 184 гласит: "По соизволению Царствующего Императора, Члены Императорского Дома могут вступать в брак как с особами православного исповедания, так и с иноверными"). С правами на Престол этот вопрос никогда не увязывался. Но даже если допустить толкование Тальберга и признать, что вступивший в брак с неправославной уже не может наследовать, то на чем основать тезис о лишении этих прав и потомства от этого брака? Разве в статье есть хоть одно слово про потомство? И что делать, если супруга приняла Православие, но некоторое время спустя после заключения брака (как это было в случае с Великой Княгиней Марией Павловной и с Преподобномученицей Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной)? На эти вопросы ни один Тальберг никогда не сможет дать хоть сколько-нибудь вразумительного ответа.

Восстановление старой редакции незадачливый профессор увязывает с боязнью (уже после катастрофы) Александра III, что ему наследует его брат. Здесь уже почтенный Тальберг обнаруживает незнание не юридической науки, а истории. Александра III могло волновать многое, но только не возможное воцарение его брата. Иначе зачем бы он 14 марта 1881 года, через 2 недели после убийства своего отца Императора Александра II Освободителя издал Манифест, согласно которому в случае его кончины до совершеннолетия Наследника Регентом Империи становился Великий Князь Владимир Александрович. Напоминаем, что в то время действовала как раз первая формулировка статьи 185, а Великий Князь Владимир Александрович был уже давно женат и его сыну Великому Князю Кириллу исполнилось 5 лет. Назначая Регента, Александр III исходил из смысла статьи 45: "Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат БЛИЖНЕМУ К НАСЛЕДИЮ ПРЕСТОЛА (выделено мной - А.З.) из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора". Думается, Император Александр III лучше знал, кто является "ближним к наследию Престола", чем г. Тальберг. К тому же, из акта явствует, что он не только не подвергал малейшему сомнению права своего брата, но и сознательно предоставлял ему полную и реальную власть в Империи.

Перед анализом этих источников считаем важным сказать несколько слов об общей атмосфере, существовавшей в Императорской Семье. Было бы ошибкой скрывать, что в этой области далеко не все обстояло благополучно. Государь Император Николай Александрович тепло и сердечно относился почти ко всем своим родным, но особенной близости у него ни с кем из них не было. Что касается Государыни Александры Феодоровны, то здесь дело обстояло еще сложнее. С самого начала враждебно принятая Императрицей Марией Феодоровной, которая ненавидела немцев, Государыня выработала в себе "защитную реакцию", зачастую оборачивавшуюся ее самоизоляцией в Семье. Важные сведения о взаимоотношениях в Августейшей Фамилии почерпнуты нами из воспоминаний Начальника Канцелярии Министерства Императорского Двора и Уделов генерал-лейтенанта А. А. Мосолова.<А. Мосолов, При дворе последнего Российского Императора, М., 1993.> Автор, ближайший сотрудник министра Императорского Двора и Уделов графа В. Фредерикса, написал свои мемуары 79 лет от роду, в 1933 году. Никаких политических целей он, естественно, преследовать не мог, и данные, сообщенные этим весьма высокопоставленным и осведомленным чиновником Министерства Двора заслуживают достаточного доверия.

В записи за 14 ноября 1894 года (день его свадьбы) Государь отмечает: "Шаферами у меня были: Миша, Джорджи, Кирилл и Сергей".<Дневники Императора Николая II, М., 1991, с. 48.> Как видим, Великий Князь Кирилл Владимирович был шафером на государевой свадьбе вместе с родными братьями Царя Великими Князьями Михаилом и Георгием Александровичами. Читая дневник дальше, мы постоянно встречаем в нем упоминания имен Великого Князя Владимира Александровича ("дяди Владимира"), Великой Княгини Марии Павловны ("тети Михень") и Кирилла. Государь отмечает все встречи с ними — от официальных до домашних, за обедом или чашкой чая.

Господь сохранил жизнь Великого Князя, в то время, как большинство офицеров и членов команды (ок. 700 чел.) погибло при взрыве или в образовавшемся водовороте. 31 марта Государь Император, после слов о гибели "Петропавловска", пишет: "Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья". Однако, судя по всему, Государь не представлял себе картины того, что произошло на броненосце. Великому Князю Кириллу Владимировичу, по прибытии его в столицу, был оказан довольно равнодушный прием, что конечно больно ранило его. К тому же он нуждался в серьезном лечении, а Государь неодобрительно отнесся к доводам Великого Князя Владимира Александровича о необходимости его сына уехать за границу. "Это произвело на меня тяжелое впечатление: уезжать теперь за границу!", - записывает Государь в Дневнике.<Дневники…, с. 207.> Очевидно, он не понимал, что катастрофа, пережитая Кириллом Владимировичем, делала для него невозможным продолжение в столь скором времени исполнения своих обязанностей. Удивительно, что Великий Князь вообще смог вернуться к морской службе. Для этого требовалась колоссальная сила воли - мало кто из спасшихся с "Петропавловска" сумел преодолеть морскую болезнь и водобоязнь до конца жизни.

26 сентября 1905 года в Тегернзе в Баварии в православном храме в присутствии Великой Княгини Марии Александровны, Герцогини Эдинбургской, матери невесты, состоялось бракосочетание Великого Князя Кирилла Владимировича с бывшей супругой Великого Герцога Эрнеста Гессен-Дармштадтского Викторией-Мелитой. Брак был заключен без соизволения Императора Николая II.

Обстоятельства женитьбы Великого Князя Кирилла Владимировича и проекты лишить его великокняжеского титула всячески обыгрываются творцами мифа. Но как быть, если Государь в конце концов признал брак, а вскоре отношения между ним и Великим Князем Кириллом Владимировичем стали еще лучше, чем были прежде? Приходится заниматься подтасовками. В упомянутой брошюрке "О несуществующих правах..." цитата из мемуаров А. Мосолова ограничивается повествованием о высылке Великого Князя Кирилла Владимировича и последующей отставке Великого Князя Владимира Александровича. Налицо передергивание и замалчивание. Ведь дальше Мосолов пишет: "Наконец, Император согласился признать брак и дать новорожденной (дочери Великого Князя Кирилла Владимировича Марии - А.З.) соответствующий ее рангу титул".<А. Мосолов. Ук. соч., с. 70-71.> Об этом в брошюре, естественно, нет ни слова. С подобными трюками мы еще встретимся в дальнейшем. Ничего удивительного: люди, подобные Т. Куликовскому, не знакомы с понятием порядочности.

Государыня Александра Феодоровна была сторонницей самой строгой кары, и Государь накладывает первую резолюцию: "Признать брак Великого Князя Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие. В заботливости своей об участи потомства Великого Князя Кирилла Владимировича, в случае рождения от него детей, дарую сим последним фамилию князей Кирилловских, с титулом Светлости, и с отпуском на каждого из них из Уделов на их воспитание и содержание 12500 руб. в год, до достижения гражданского совершеннолетия".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 2139, л. 2.> Особое совещание, созданное Императором для обсуждения этого вопроса, направило Государю два мнения, причем меньшинство признавало возможность узаконить резолюцию Николая II, а большинство указывало, что подобное решение в корне противоречит духу и букве закона о престолонаследии, свято соблюдать который Император поклялся при коронации. "Устранение Верховной властью хотя бы и преслушного воле Монаршей Члена Им(ператорской) Фамилии, без его на то согласия, от прав на престолонаследие, - говорилось в мнении большинства, - должно ПОКОЛЕБАТЬ НЕЗЫБЛЕМОСТЬ КОРЕННОГО ЗАКОНА ИМПЕРИИ О ПОРЯДКЕ НАСЛЕДИЯ ПРЕСТОЛА (выделено мной - А.З.). Всякое же прикосновение к твердости этого закона, являющегося основой наследственной монархии, может в будущем явиться причиною глубоких народных волнений, привести к раздорам в Императорском Доме и подорвать крепость и силу династического начала".<Там же, д. 2139, л. 85.> Эти аргументы были абсолютно справедливы (и, кстати, еще раз опровергают ложь о "лишении" прав на престол Великого Князя Владимира Александровича, свидетельствуя, что вопрос о лишении таковых прав в Императорском Доме поднимался впервые).

Из письма Государя видно, сколь тяготил его семейный конфликт, как в душе он желал благоприятного разрешения, без умаления собственного авторитета, но с возможно мягкими последствиями, как поспешил воспользоваться первым удобным поводом для изъявления своей милости и как был рад окончанию дела. Но фальсификаторы умудряются и это письмо обратить в пользу своих домыслов. Делается это просто — путем неточного перевода. Вот как переданы соответствующие слова письма в обратном переводе в книге Р. Месси "Николай и Александра": "Я удивляюсь, во всяком случае, ведь было разумно наказать человека публично за такой поступок, особенно когда семья была против этого"<Месси Р. Николай и Александра. М., 1990, с. 214.> (?! - А.З.). Сравните 2 текста, и вы увидите, что для подкрепления своей концепции здесь не побрезговали изменить смысл слов Государя на диаметрально противоположный. И этими писаниями пользуются те, кто смеет говорить о своем особом почитании Царя Мученика!

Понимая, что, оставаясь на юридической основе, доказать отсутствие прав на Престол у Великого Князя Кирилла Владимировича невозможно при всем желании, мифотворцы на время откладывают свои упражнения в юриспруденции и обращаются к эмоциональным "аргументам". Очередной своей задачей они поставили доказательство причастности Великой Княгини Марии Павловны и ее сыновей, в первую очередь, конечно, Великого Князя Кирилла Владимировича, к заговорам против Государя Императора и Государыни Императрицы.

До этих обвинений сторонники Великого Князя Николая Николаевича опустились не сразу. Еще в 1921 году в журнале "Двуглавый Орел", издававшемся "антикирилловским" Высшим Монархическим Советом, С. Поповский писал в статье "Светлой памяти Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны", посвященной годовщине со дня ее смерти: "В эти дни каждому русскому сердцу, любящему свою Родину, хочется вспомнить почившую ВЕЛИКУЮ КНЯГИНЮ, Имя которой тесно связано со всем тем добром, которое делала для Русского народа Царская Семья".<Двуглавый Орел. Вып. 14 от 15 августа 1921, с. 3.> И описав вкратце жизнь и служение Великой Княгини России, С. Поповский восклицает: "Спи с миром, настрадавшаяся Царственная Изгнанница, на временно приютившей тебя чужой земле! Воскресшая Россия, опомнившись от содеянного, - благодарной памятью вспомнит о Тебе и, со стыдом преклонив колена у скромной гробницы Твоей, перенесет прах Твой на Священные для нас берега Невы, под своды Храма, хранителя славы и величия той России, которую Ты вместе с нами так любила, гибель которой так оплакивала и крушение которой свело Тебя в могилу. Мир ... измученной душе Твоей!"<Там же, с. 6.> (Сохранены все особенности написания С. Поповского - А.З.). Да, в то время люди еще умели быть честными. Вряд ли кто-нибудь из них подал бы руку Т. Куликовскому, Н. Романову или кому-то из их соратников и сторонников. Впрочем, и в 1920-е годы лжецов было предостаточно. С их "творчеством" нам предстоит познакомиться.

Мы упомянули первым Пуришкевича потому, что именно в его дневнике "Как я убил Распутина", вышедшем в 1924 году, содержится запись, связанная с уже сказанным нами ранее. Под 26 ноября 1916 года, при описании разговора Пуришкевича с Великим Князем Кириллом Владимировичем (к чему мы еще вернемся), находим следующие слова: "Они (Владимировичи — А.З.) не оставили мысли о том, что корона России когда-нибудь может перейти к их линии, и не забыть мне рассказа Ивана Григорьевича Щегловитова о том, как в бытность его министром юстиции, к нему однажды разлетелся Великий Князь Борис Владимирович с целью выяснения вопроса: имеют ли по Законам Российской Империи право на престолонаследие они, Владимировичи, а если не имеют, то почему? Щегловитов, ставший после этого разговора с Великим Князем Борисом предметом их самой жестокой ненависти и получивший от них кличку Ваньки Каина, разъяснил Великому Князю, что прав у них на престолонаследие нет вследствие того, что Великая Княгиня Мария Павловна, мать их, осталась и после брака своего лютеранкой. Борис уехал, не солоно хлебавши, но через некоторое время представил в распоряжение Щегловитова документ, из коего явствовало, что Великая Княгиня Мария Павловна из лютеранки уже обратилась в православную... "<Пуришкевич В. Как я убил Распутина. М., 1990, с. 24.> Все в этом рассказе является абсолютной чепухой. Создается впечатление, что автор либо считал своих читателей глупцами, либо сам не отличался большим умом. Во-первых, Великий Князь Борис Владимирович, даже если у него и возникли бы какие-то сомнения по этому поводу, мог при желании найти другого консультанта, а не бежать с вопросом прямо к министру юстиции. Во-вторых, И. Щегловитов никак не мог дать Борису Владимировичу воспроизведенного Пуришкевичем ответа. Министр входил в состав Особого Совещания, которое как раз рассматривало вопрос о возможности лишения Великого Князя Кирилла Владимировича прав на престолонаследие в связи с его женитьбой. А это значит, что ни у кого не было сомнений в наличии у Великого Князя таковых прав. Если Щегловитов действительно придерживался точки зрения, которую ему приписывает Пуришкевич, то он уже тогда изложил бы ее, чтобы показать отсутствие надобности в дальнейшей работе Особого Совещания. В-третьих, Великому Князю Борису Владимировичу не было никакой нужды знакомить Щегловитова с неким "документом" о принятии Великой Княгиней Марией Павловной Православия, ибо этим документом являлся опубликованный во всенародное известие Манифест Императора Николая II от 10 апреля 1908 года, в котором, в частности, говорилось: "Любезнейшая Тетка Наша, Великая Княгиня Мария Павловна, познав и испытав, в согласии с Своим Супругом, истину Православия, возжелала, по душевному влечению Своему, соединиться с Нами в вере и в общении церковных молитвословий и таинств, сегодня восприяла Она, к великой Нашей радости, Православную Нашу веру и Святое Миропомазание. Возвещая всем верным Нашим .подданным о сем желанном событии, повелеваем именовать Ее Императорское Высочество Благоверною Великою Княгинею".<Наследование Российского Императорского Престола." Н.Й. 1985, с. 63.> Сомнительно, чтобы министр юстиции нуждался в посторонней помощи для ознакомления с Царским Манифестом.

Следующий источник, легший в основу мифа — воспоминания посла Французской республики в России М. Палеолога. Воспоминания написаны в форме дневника, и налицо желание создать впечатление, что мы имеем дело с поденной записью. Однако невооруженным глазом видно, что этот дневник представляет из себя позднейшую литературную обработку М. Палеологом его настоящих записок. А это обесценивает воспоминания на 90%. Сам М. Палеолог, любитель сплетен и сенсаций, автор дешевой книжонки "Роман Императора", конечно, не задумывался, что правда рано или поздно выплывает наружу. Да ему это было и безразлично. Иной цели, кроме как заинтересовать читателей скандальными историями, не заботясь об их соответствии действительности, у него не было. В этом может убедиться каждый, кто читал его книгу "Царская Россия накануне революции".

Далее М. Палеолог приписывает Великой Княгине Марии Павловне разного рода критические замечания в адрес Государыни Императрицы. Как мы уже говорили, у Александры Феодоровны не сложились отношения с Членами Императорского Дома. Тон этому задала вдовствующая Императрица. Только Мария Павловна хотела помочь молодой невесте, а затем супруге Государя освоиться в России, но ее стремления не встретили взаимности. Все без исключения Члены Императорского Дома считали, что Государыня часто вмешивается в дела, в которых недостаточно разбирается, что она сама подвержена влияниям и отрицательно влияет на Государя. Иногда эти мнения были вызваны предвзятостью, но случалось, соответствовали истине. В своем кругу Члены Династии нередко обсуждали положение и высказывались в адрес Императрицы. Не составляла исключения и Великая Княгиня Мария Павловна, очень любившая Государя, которой было просто по человечески обидно за некоторые поступки Александры Феодоровны. В любом случае, она никогда не нарушала рамок приличия, что видно даже из писаний Палеолога.

Пытаться представить Великую Княгиню Марию Павловну зачинщицей смут в Императорской Фамилии значит оскорблять не только ее память, но и память Царя Мученика, именовавшего любимую "тетю Михень" "столпом семейства".<Дневники..., с. 389; также именовали ее и другие Члены Династии, см. Николай II и Великие Князья. Л. - М., 1925.> И разве не примечательно, что несмотря на то, что в их отношениях всегда чувствовался холодок, именно к Великой Княгине Марии Павловне в начале сентября 1915 года неожиданно приехала Государыня, чтобы поделиться Своими переживаниями. Вот что пишет в своем дневнике Великий Князь Андрей Владимирович: "На днях Аликc заехала к Мама в Царское Село с двумя дочерьми чай пить. Следует отметить, что за двадцать лет это первый раз, что Аликc без Ники приезжает к Мама. Но самое интересное, это разговор, который происходил. Аликc горько жаловалась, что все, что бы она ни делала, все критикуется, в особенности в Москве и Петрограде. Все восстают против нее и связывают ей этим руки. "Приехали теперь из Германии сестры милосердия, для пользы дела мне следовало бы их принять, но я этого не могу делать, т.к. это будет снова истолковано против меня". Мама спросила, правда ли, что она и весь двор переезжают в Москву? "Ах, и до тебя это дошло. Нет, я не переезжаю, и не перееду, но "они" этого хотели, чтобы самим сюда переехать (тут она дала ясный намек, кто это "они": Николай Николаевич и черногорки), но, к счастью, мы об этом вовремя узнали и меры приняли. "Он" (Великий Князь Николай Николаевич - А.З.) теперь уедет на Кавказ. Дальше терпеть невозможно. Ники ничего не знал, что делается на войне; "он" ему ничего не писал, не говорил. Со всех сторон рвали у Ники власть. Урывали все, что было возможно. Это недопустимо в такое время, когда нужна твердая и непоколебимая власть среди этого развала во власти. Я умоляла Ники не гнать Горемыкина в такое время. Это верный и преданный человек, твердых убеждений и правил. Нельзя же ему гнать от себя людей, ему преданных. Кто же тогда останется у него?" Мама, передавая мне этот разговор, говорила, что Аликc производила глубокое впечатление искреннего горя по поводу текущих событий. Большое впечатление производило ее негодование относительно "черногорок" и их замыслов; она не передала, в чем было дело, но ясно сквозило, что она узнала нечто важное, угрожавшее не только ей лично, но и самому Ники. Это дает ключ к тому загадочному, как тогда казалось, ее поведению у тети Minny (у вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны - А.З.), когда она говорила с Ксенией. Мама несколько раз повторяла, что Аликc произвела на нее глубокое впечатление. Тут было действительно отчаяние; Аликc смотрела на вещи именно так, как мы смотрели, и все, что она говорила, было ясно, положительно, верно. (...) Этот эпизод в нашей семейной жизни важен в том смысле, что дал нам возможность понять Аликc. Почти вся ее жизнь у нас была окутана каким-то туманом непонятной атмосферы. Сквозь эту завесу фигура Аликc оставалась совершенно загадочной. Никто ее в сущности не знал, не понимал, а потому и создавали догадки, предположения, перешедшие впоследствии в целый ряд легенд самого разнообразного характера. Где была истина, трудно было решать. Это было очень жалко. Фигура Императрицы должна блестеть на всю Россию, должна быть видна и понятна, иначе роль сводится на второй план, и фигура теряет необходимую популярность. Конечно, приведенный выше разговор не может восстановить все то, что было потеряно за 20 лет, но для нас лично, конечно повторяю, этот разговор очень важен. Мы увидели ее в новом освещении, увидели, что многое из легенд не верно, что она стоит на правильном пути. Ежели она и не сказала больше, нежели она это сделала, то, надо думать, причин к этому у нее было достаточно. Но видимо все же, что у нее накипело много на душе, и потребность хоть часть вылить побудила ее приехать к Мама".<Дневник Великого Князя Андрея Владимировича 1915 года. Л. - М., 1925, с. 81-82, запись за 6 сентября.> Эта встреча состоялась 3 сентября и не прошла незамеченной. О ней подробно пишет и начальник дворцовой полиции генерал А. И. Спиридович в книге "Великая Война и февральская революция 1914-1917 гг."<Спиридович А. Великая Война и февральская революция 1914-1917 гг., Н.Й., 1960, кн.1. с. 203-204.>

То, что Государыня Императрица бывала несправедлива, подтверждает эпизод, случившийся через год после этого, который к сожалению, свел на нет начавшееся сближение. Александра Феодоровна 17 сентября 1916 года допустила бестактность не только по отношению к Великой Княгине Марии Павловне, но и к Государю Императору. Рассказ об этом мы находим в воспоминаниях генерал-лейтенанта А. Мосолова. Получив разрешение Государя Императора Великая Княгиня Мария Павловна поехала в Ливадию, чтобы ознакомиться там с работой военных госпиталей. 16 сентября, на следующий день по прибытии, она осмотрела эти госпитали и осталась очень довольна, т.к. ее всегда волновало их состояние и положение раненых. Своей радостью она поделилась с Императрицей. А на следующий день вдруг получила оскорбительный ответ: "Удивляюсь, что Вы, не предварив хозяйку, остановились в Ливадии. Что мои госпитали в порядке, мне известно".<Мосолов А. Ук. соч. с. 47. Текст приведен Мосоловым по памяти - А.З.> Посоветовавшись с Мосоловым, Великая Княгиня решила воздержаться от ответа, который она хотела послать под первым впечатлением. Справедливо ли было подобное обращение с пожилой уже женщиной, все силы отдающей трудам на нужды фронта, устроившей в своем дворце склад белья для раненых и возвратившихся из германского плена, снарядившей на свои средства санитарный поезд и санитарные автомобильные отряды на передовые позиции, и не подрывал ли этот поступок авторитета Государя Императора, разрешившего поездку Великой Княгини и ее пребывание в Ливадии? Не трудно понять, что такие действия вызывали взаимное отчуждение Государыни и других Членов Августейшей Фамилии.

Честнее было бы сказать, что у автора дневника, вышедшего в свет "случайно" именно в 1924 году, когда Государь Кирилл Владимирович принял Императорский титул, просто не хватило фантазии, чтобы придумать сам разговор. В этом отрывке, как и в истории о Щегловитове, мы вновь встречаемся с нагромождением нелепостей и лжи. Так, всякому, кто хоть немного интересовался историей Династии, известно, что Великая Княгиня Мария Павловна не только не была "германофилкой", но и всегда подчеркивала, что по рождению принадлежит к Мекленбург-Шверинской Династии - единственной династии славянского происхождения в Германии. Она даже в шутку утверждала, что у нее больше славянской крови, чем у прирожденных Романовых. Сказать, что Мария Павловна и ее сыновья "вредят на фронте" вряд ли повернулся бы язык и у Пуришкевича. Скорее всего, (если дневник хотя бы частично подлинный) это позднейшая вставка, с целью компрометации Государя. Что касается желания узнать настроения различных групп, то ничего предосудительного в этом нет и усмотреть здесь некие происки может лишь тот, у кого самого рыльце в пуху. Если описываемая в дневнике встреча и состоялась, то можно с уверенностью утверждать, что Великий Князь Кирилл Владимирович не давал никакого повода заключить о его неблаговидных намерениях, иначе Пуришкевич непременно привел какие-нибудь слова Великого Князя, подтверждавшие эти инсинуации.

Усердствовал в деле оклеветания Государя Кирилла Владимировича и другой думец - А. Ф. Керенский. Во время своих публичных выступление в марте 1936 года в Париже о том, возможно ли было спасти Царскую Семью он, например, истерически кричал: "Было или не было, что Великий Князь Кирилл Владимирович устраивал заговоры в армии с целью заточить Государыню в монастырь!" (как видим, здесь все-таки не идет речь о намерениях "уничтожить" - и на том спасибо!). В посвященном этим выступлениям материале в газете "Возрождение" от 19 марта 1936 года, кроме того, утверждалось, что Кирилл Владимирович присылал к Керенскому эмиссара, спрашивая "не произойдет ли революционного взрыва, если будет произведена революция наверху и Государя заставят отречься". Это уже верх абсурда – только при мании величия неудавшегося "доброго гения русской революции" можно было приписать себе столь значительную роль, а Кириллу Владимировичу столь глупый вопрос.

От своих русских собратьев не отставал посол Французской республики М. Палеолог, даже превосходя их в "красочности описания". В записи, датированной 5-м января 1917 г. он отмечает: "Вечером я узнал, что в семье Романовых великие тревоги и волнение. Несколько Великих Князей, в числе которых мне называют трех сыновей Великой Княгини Марии Павловны: Кирилла, Бориса и Андрея, говорят ни больше ни меньше как о том, чтобы спасти царизм путем дворцового переворота. С помощью четырех гвардейских полков, которых преданность уже поколеблена, двинутся ночью на Царское Село; захватят Царя и Царицу; Императору докажут необходимость отречься от престола; Императрицу заточат в монастырь; затем объявят Царем Наследника Алексея, под регентством Великого Князя Николая Николаевича. Инициаторы этого плана полагают, что Великого Князя Дмитрия его участие в убийстве Распутина делает самым подходящим исполнителем, способным увлечь войска. Его двоюродные братья, Кирилл и Андрей Владимировичи пришли к нему в его двореw на Невском проспекте и изо всех сил убеждали его "довести до конца дело народного спасения". После долгой борьбы со своей совестью Димитрий Павлович в конце концов отказался "поднять руку на Императора"; его последним словом было: "я не нарушу своей присяги в верности".<Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 274-275.> А под 21 января содержатся сведения о том, что "Император дал дружески понять своей тетке, Великой Княгине, что его двоюродным братьям, Великим Князьям Кириллу и Андрею, следовало бы в собственных интересах удалиться на несколько недель из Петербурга. Великий Князь Кирилл, морской офицер, "исходатайствовал" себе инспекторскую командировку в Архангельск и Колу; Великий Князь Андрей, у которого слабая грудь, поедет на Кавказ".<Там же, с. 304.> Перед нами вновь образчик "классической" сплетни. Обращает на себя внимание противоречие Палеолога самому себе — то у него Владимировичи сами хотят вступить на престол, а тут вдруг начинают стараться для Великого Князя Николая Николаевича. При этом главную ставку они делают на самую неудачную кандидатуру, какую только можно себе представить - Великого Князя Дмитрия Павловича, находящегося после убийства Распутина под домашним арестом в ожидании ссылки в Персию. Только такой неразборчивый сплетник, как М. Палеолог, мог сочинять подобные истории. Кстати, что касается инспекторской поездки Великого Князя Кирилла Владимировича, то в этом заключались его обязанности, как командира всех морских батальонов и флотилий, и принимать ее в виде наказания он не мог. Сведения об этой поездке содержатся и в Дневнике Императора Николая II под 20 января старого стиля: "Утром у Меня был Кирилл по возвращении из поездки на Мурман в г. Романов".<Дневники..., с. 620.>

Конечно же, в Императорских дневниках нет ни намека даже на какое бы то ни было отдаленное подозрение Кирилла Владимировича в фрондерстве. Может быть, Государь не желал фиксировать в дневнике факты, связанные с неблаговидным поведением родственника? Тем, у кого возникает подобная мысль, мы рекомендуем обратиться к переписке Государя Императора и Государыни Императрицы. Там обо всех событиях говорится прямым текстом, иногда даже очень резко. Но при всем желании авторы мифа о "заговорах" не найдут там для себя ничего полезного вплоть до марта 1917 г. Вот несколько выдержек из писем Государыни, в которых она упоминает Великого Князя Кирилла Владимировича, его супругу и братьев:

Генерал А. Мосолов утверждал, что "заговор" Великих Князей существовал лишь в воображении света".<Мосолов А. При дворе последнего Российского Императора, М., 1993, с. 35.> Это почти так — даже наиболее радикально настроенный Великий Князь Николай Михайлович в заговорах не участвовал, хотя и приветствовал "падение Самодержавия" в 1917 г. И все же категорически отрицать существования планов дворцового переворота было бы неверно. Вот только исходили они отнюдь не от Великого Князя Кирилла Владимировича, а от того, кто в эмиграции без зазрения совести клеветал на Государя - от Великого Князя Николая Николаевича. Причем последний не только не скрывал своего постыдного поведения, но и похвалялся им. В книге апологета Великого Князя Николая Николаевича бывшего генерала-квартирмейстера Штаба Верховного Главнокомандующего Ю. Н. Данилова (которого Государыня Императрица считала шпионом) <См. Переписка, т. 3, с. 212.> "Великий Князь Николай Николаевич", написанной с санкции и под наблюдением Великого Князя, одобрительно повествуется: "В среде, например, земских и городских деятелей, игравших в истории русского общественного движения большую роль, произносилось не раз имя Великого Князя Николая Николаевича, в качестве лица, наиболее соответствующего для занятия Всероссийского Престола, с предоставлением стране ответственного министерства, главой которого намечали кн. Г. Е. Львова".<Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж, 1930, с. 315.> На следующей странице сообщается, что князь Львов в беседе с Тифлисским городским головой и председателем Кавказского отдела Всероссийского земского союза городов А. И. Хатисовым утверждал, что "престол Всероссийский должен был бы перейти к Великому Князю Николаю Николаевичу".<Там же, с. 316.> Хатисову было поручено передать предложение Львова Великому Князю, находившемуся после смещения с поста Верховного Главнокомандующего на Кавказе. Николай Николаевич ответил, что "подумает", и через несколько дней отказался. Очевидно, им руководили не идейные соображения, а простой страх за свою особу в случае неудачи (вообще он отличался паникерством и истеричным характером). Уже в эмиграции Великий Князь подтвердил факт этих предложений и даже выражал сожаление о своем отказе.<См. Аврех А. Царизм накануне свержения. М., 1989, с. 55.> О переговорах стало известно в Петрограде, и наверное, только революция спасла Николая Николаевича от назначения наместником Дальнего Востока. О его окончательной измене в 1917 г. мы расскажем в своем месте.

Разобрав все основные свидетельства против Великого Князя Кирилла Владимировича, относящиеся к дореволюционному этапу Его жизни, мы можем утверждать - все они по отдельности и вместе взятые не стоят выеденного яйца, противоречат общеизвестным фактам, авторитетным источникам, да зачастую и сами себе. Но впереди нам предстоит разбор еще более обширного материала - и там творцы "антикирилловского" мифа превзойдут сами себя.

Глава 2

В революционном смерче

Переходя к главной теме нашего исследования, мы должны сказать несколько слов о сущности происшедшего в февральско-мартовские дни 1917 года. Эти события вошли в историю под названием "великой бескровной февральской революции" в интерпретации либералов, или "февральской буржуазно-демократической революции" в терминологии марксистов. Итогом революции стало свержение Монархии и установление республики, с последующим приходом к власти интернационального большевистского режима. Плоды этого "народного завоевания" мы пожинаем по сей день, и еще будем пожинать в обозримом будущем. Слава Богу, сейчас в России появилась возможность хотя бы попытаться понять и сказать правду о том, какое преступление совершилось в 1917 г. Переиздана эмигрантская литература, написаны и отечественные исследования. Но почти все авторы, даже отрицательно относящиеся к революции, пытаются найти виноватых и снять ответственность с себя или со своих идейных предшественников. Одни всю вину возлагают на "взбунтовавшуюся чернь", другие полагают, что революцию совершил лишь узкий круг заговорщиков из Думы, генералитета и аристократии, третьи отстаивают "жидо-масонское" авторство революции, а кое-кто считает виноватым во всем самого Государя Императора. Безусловно, говорить о виновности в революции Царя-Мученика могут лишь крайне убогие духовно люди. Они уподобляются адвокатам отцеубийц, строящим защиту на тезисе, что "отец плохо воспитал их". Конечно, для каждого нормального и порядочного человека любые ошибки отца в воспитании детей не могут явиться оправданием убийства ими собственного родителя. Категорически отрицая "вину Императора", мы в то же время считаем в корне ложной и теорию "фатализма" Государя, отстаиваемую некоторыми псевдоправославными авторами, утверждающими, что Царь-Мученик "покорно подчинился судьбе" или "своим отречением наказал обезумевший народ", и усматривающими в этом отречении какой-то глубоко продуманный мистический акт. В ходе изложения мы покажем, что Император действовал в соответствии с политической обстановкой. Также мы постараемся указать и причины, почему Государю не удалось предотвратить крушение Монархии.

В остальном же мы берем на себя смелость утверждать, что в таком явлении, как революция, не может быть невиновных. Допустимо говорить лишь о степени вины, но снять ее полностью нельзя ни с кого. Да, переворот готовили в Думе. Да, то или иное участие в нем приняли представители армейской верхушки и аристократии. Да, его поддерживали и приветствовали представители интернационального капитала. Но все это никоим образом не снимает ответственности ни с народа, действительно в каком-то пьяном угаре ликовавшего по поводу "свободы", ни с церковной иерархии, поддавшейся общим настроениям и не только не сказавшей обличительного слова, но в ряде случаев совершившей чисто революционные акции. Доля истины в том, что "Царя сверг народ", конечно есть. Но только говорит это в пользу народа и против Монархии ровно в той же мере, в какой изгнание и убийство детьми собственного отца говорит в пользу отцеубийц и против их жертвы. Революция - не простой "социальный взрыв". Вернее будет назвать ее коллективным безумием, вызванным не столько экономическими и политическими причинами, сколько глубокой духовной деградацией народа. Революция не просто разрушает - она опрокидывает установленный Богом порядок, заменяя его своим антипорядком. Революционные события не поддаются рациональному осмыслению и сейчас, а люди, попавшие тогда в водоворот событий, тем более были лишены возможности адекватно понимать происходящее.

22 февраля Государь Император отбыл из столицы в Ставку в Могилев. На следующий день в Петрограде начались спровоцированные недостатком черного хлеба беспорядки. На Путиловском заводе была объявлена забастовка (между прочим, Путилова называют одним из сторонников дворцового переворота). Вскоре демонстранты переходят к стычкам с полицией. Градоначальник Балк призвал на помощь войска, но части, расположенные в Петрограде и состоящие из недавно призванных, ожидавших отправки на фронт, оказались ненадежными. Солдаты пере ходят на сторону демонстрантов. Мало того, совершаются убийства офицеров (только в Кронштадте их было убито 60). Беспорядки усиливаются, но ни правительство князя Голицына, ни командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов не предпринимают решительно никаких активных действий к подавлению восстания. В ночь с 25 на 26 февраля состоялось заседание Совета Министров, который вместо того, чтобы заняться наведением порядка, решает вступить в переговоры с Государственной Думой. Дума, еще не зная, как будут развиваться события, осторожно выдвинула свою "программу-минимум": отставка Голицына и создание "министерства доверия" из министров, стремящихся к компромиссу с Думой. Сперва это требование правительство было склонно удовлетворить, но 26-го, посчитав, что положение нормализуется, Голицын проставил дату в заранее подготовленном и подписанном Государем указе о приостановлении работы Думы. А время уже было упущено, и указ лишь подлил масла в огонь.

Первая телеграмма из Петрограда в Могилев от Хабалова Начальнику Штаба Алексееву приходит 25 февраля. В ней сообщается о беспорядках, начавшихся 23 февраля.<Красный Архив, т. 2 (21), М. - Л., 1927, с. 4-5.> Напомним, что 25 положение стало критическим. А Государю об этом доложили подробно только 27 февраля, когда революция практически уже победила в столице! Под этой датой Император записал: "В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать ОТРЫВОЧНЫЕ (выделено мной - А.З.) нехорошие известия".<Дневники..., с. 625.> В это время в Ставку летят телеграммы от Родзянко: "Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. (...) Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок".<Красный Архив, т. 2, с. 6.>

Нужно сказать, что думские круги одновременно хотели революции и боялись ее. Они испытывали страх как перед карой в случае провала переворота, так и перед стихией разбушевавшейся толпы в случае успеха. Действия Думы осторожны - она начинает с довольно скромных требований, и лишь потом, почувствовав силу, доходит до требования отречения Императора. В начале оптимальным вариантом для думцев было воцарение Наследника Алексия Николаевича при регентстве Великого Князя Михаила Александровича, которые не стали бы препятствием для "ответственного министерства" и дальнейшей трансформации Монархии из самодержавной в символическую парламентарную. Сохранение института Монархии нужно было умеренным думским кругам для создания формальной юридической базы переворота — даже позднее Милюков утверждал, что если бы Монархия сохранилась, то временное правительство не постигла его печальная участь. Однако, умеренные думцы по мере развития событий были отстранены от руководства революцией, а вскоре и вовсе выброшены с политической арены. На смену им шли Керенские, а за ними и большевики. Но тогда Родзянко, Милюков, Гучков и прочие не отдавали себе в этом отчета, и всеми силами желая остаться у кормила "великой бескровной", стали жалкими марионетками Совета.

В это время Великий Князь Кирилл Владимирович находился в Петрограде. Первым его побуждением было — сделать все возможное, чтобы остановить хаос. С надеждой найти взаимопонимание у тех, на кого в первую очередь ложилась ответственность за порядок в столице, Великий Князь прибыл в градоначальство. Градоначальник Петрограда А. Балк так описывает встречу с Кириллом Владимировичем: "Не успели еще кончить совещания генералы Беляев и Хабалов, как, проходя по приемной в кабинет, я к немалому удивлению, увидал подымающегося по парадной лестнице моей квартиры Великого Князя Кирилла Владимировича. За ним шел растерявшийся швейцар. Увидев меня, Великий Князь поздоровался и выразил желание переговорить совершенно наедине. Я провел Его Высочество незаметно для других через зал моей квартиры в мою малую гостиную. Великий Князь, сохраняя полное спокойствие, сел удобно в мягкое кресло, предложил мне сесть насупротив, и ровным, отчетливым, так хорошо всем известным голосом его покойного отца, спросил: "Каково, по Вашему, положение<?> — "Военный бунт начался с 8 часов утра и до сих пор не только не подавлен, а с каждым часом увеличивается". "Разве войска из окрестностей не прибыли <?>" "На сколько мне известно, прибыли 2 эскадрона, но и они бездействуют". "Что же будет дальше <?>" - "Я полагаю, что ночью столица окажется в руках бунтовщиков". Великий Князь задумался, а затем голосом, полным горечи начал говорить: <...> (слова Великого Князя не были зафиксированы в документе, хранящемся в архиве Гуверовского Университета, с которого сделана цитируемая нами публикация - А.З.).

Любопытно, что до принятия на себя Великим Князем Кириллом Владимировичем Блюстительства Престола, а затем и Императорского Титула, революционеры предпочитали упрекать его не в "надевании красного банта", а напротив, в реакционности и желании "растоптать нежные ростки русской демократии". Поэт А. Блок, сотрудничавший в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства, в своей книге "Последние дни Старого Режима" писал: "Приехавший в градоначальство Великий Князь Кирилл Владимирович рекомендовал Беляеву принять энергичные меры, и прежде всего, сменить Протопопова (министра внутренних дел — А.З.).; выражал неудовольствие, что ему не сообщают о событиях и спрашивал, что ему делать с Гвардейским Экипажем, на что Хабалов доложил, что Гвардейский Экипаж ему не подчинен. Кирилл Владимирович прислал к вечеру две "наиболее надежные" роты учебной команды Гвардейского Экипажа".<Блок. А. Последние дни Старого Режима // Архив Русской Революции, т. 6. Берлин, 1922. с. 35.> О том же писали и марксистские историки. В примечаниях к воспоминаниям М. Родзянко "Крушение Империи" говорится: "Во время февральского переворота (Великий Князь Кирилл Владимирович -- А.З.) предоставил наиболее надежные части своего экипажа в распоряжение генерала Хабалова для подавления революционного движения".<Родзянко М. Крушение Империи. Харьков. 1990. с. 260.> Как вы догадываетесь, в сочинениях на тему "красного банта" нет ни слова о попытке Великого Князя Кирилла Владимировича активизировать сопротивление бунту.

Следует отметить, что Гвардейский Экипаж нес охрану Государыни Императрицы и Августейших Детей в Царском Селе. В подлинных воспоминаниях А. Вырубовой читаем: "Никогда не забуду ночи, когда немногие верные полки (Сводный Конвой Его Величества, Гвардейский Экипаж и Артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улице ко дворцу".<Фрейлина Ея Величества, под ред. С. Караченцева. Рига. 1927; М., 1991, репринт, с. 199.> Этот эпизод произошел 28 февраля.

Но верных войск оставалось все меньше и меньше. Новобранцы легко поддавались на пропаганду и переходили на сторону восставших. 28 февраля Хабалов телеграфировал Алексееву: "Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 всадников при 15 пулеметах, 12 орудиях, с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное".<Красный Архив, т. 2 (21), с. 18.> Но и последние силы использовались неразумно и без толку перегонялись то из Адмиралтейства в Зимний дворец, то обратно, и наконец были распущены.<См. воспоминания полковника запасного батальона Л.-Гв. Измайловского полка П. Данильчснко Для истории государства Российскогo // Военная быль. Париж. 1974. № 126.> Положение не поддавалось контролю уже и для думцев, а правительство окончательно самоликвидировалось.

Фактически в Петрограде в это время не осталось ни одной законной властной структуры. Глава государства - Император - находился в пути, правительство распалось, а Дума была официально распущена до апреля. Но, формально подчинившись Императорскому Указу, думские депутаты создали новый орган. Его полным названием было - "Временный комитет членов Государственной Думы для ВОДВОРЕНИЯ ПОРЯДКА В СТОЛИЦЕ И ДЛЯ СНОШЕНИЯ С ЛИЦАМИ И УЧРЕЖДЕНИЯМИ" (выделено мной - А.З.). Тогда, 27 февраля, умеренные думцы остерегались еще явно выказать свою революционность и сформулировали название новообразованного органа так, чтобы он выглядел респектабельно в случае поражения восстания. Конечно, основания в Законах Временный Комитет не имел и полномочий на его образование никто депутатам не давал. Но, опять же формально, в условиях самоустранения правительства, создание Комитета могло бы быть оправдано. Могло бы, если бы он действительно следовал политике, зафиксированной в его названии. Сейчас мы знаем, что "водворение порядка в столице" понималось членами Комитета весьма своеобразно - разжигать беспорядок до тех пор, пока новое правительство не достигнет всех своих целей, а потом уже "умиротворить" использованную толпу. Но тогда еще роль комитета не стала очевидной. Напротив, рядом действий, отчасти продиктованных хитрым расчетом, а отчасти и совершенных в результате общей неразберихи, Комитет сперва выглядел достаточно положительно. Некоторые советские историки доказывали, что он стремился во что бы то ни стало сохранить Монархию, и даже самого Императора Николая II на Престоле. Ясно, что эти утверждения не выдерживают критики на фоне общеизвестных фактов. Но очевидно и то, что даже враждебно относящиеся к Императору в частности и к Монархии вообще депутаты, единые в своих разрушительных стремлениях, готовы были перегрызть друг другу глотку или хотя бы поставить подножку при первом удобном случае. А поэтому и "монархическая карта" не сбрасывались ими со счетов. 27 февраля М. Родзянко связался с находившимся в Гатчине братом Царя Великим Князем Михаилом Александровичем и попросил его приехать в столицу и постараться повлиять на Государя, чтобы тот удовлетворил требования Думы. В 22 часа 30 минут Великий Князь Михаил позвонил в Ставку и сказал генералу Алексееву: "Прошу Вас доложить от моего имени Государю Императору нижеследующее: для немедленного успокоения принявшего крупные размеры движения, по моему глубокому убеждению, необходимо увольнение всего состава Совета Министров, что подтвердил мне и князь Голицын (де-факто Совет Министров уже прекратил свое существование - А.З.). В случае увольнения кабинета, необходимо одновременно назначить заместителей. При теперешних условиях полагаю единственно остановить выбор на лице, отмеченном доверием Вашего Императорского Величества и пользующегося уважением в широких слоях, возложив на такое лицо обязанности председателя Совета Министров, ОТВЕТСТВЕННОГО ЕДИНСТВЕННО ПЕРЕД ВАШИМ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ (выделено мной — А.З.) Необходимо поручить ему составить кабинет по его усмотрению. Ввиду чрезвычайно серьезного положения, не угодно ли будет Вашему Императорскому Величеству уполномочить меня безотлагательно объявить об этом от Высочайшего Императорского Величества Имени, причем, с моей стороны, полагаю, что таким лицом в настоящий момент мог быть князь Львов. Генерал-адъютант Михаил".<Буранов Ю., Хрусталeв В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 30.> Кроме того, Великий Князь советовал брату отложить приезд в Царское Село на несколько дней. Государь Император ответил Великому Князю не лично, а через Алексеева. Он поблагодарил Михаила, но отклонил все его советы и предложения, сообщив, что примет решение лишь по прибытии, и информировав о посылке верных частей с фронта. Он не знал еще, что отряд назначенного командующим Петроградского военного округа генерала Н. Иванова также не будет в состоянии навести порядок. Трагический парадокс — совершив ряд бессмысленных в конечном итоге маневров, поезд с отрядом Иванова оказался по распоряжению некоего Бубликова запертым в тупике на станции, одноименной тому, кто в 1613 году положил свою жизнь ради спасения Царя - СУСАНИНО!

Великий Князь Михаил Александрович стал жертвой грязной игры, которую вел М. Родзянко. Изучая переписку председателя Государственной Думы со Ставкой и сопоставляя ее содержание с его действиями, мы можем вполне четко увидеть тактику Родзянко и тех, кто стоял за ним или поддерживал его. В своих телеграммах Родзянко старается представить себя верноподданным, который с самыми искренними намерениями информирует Государя о тяжелом положении в столице и предлагает свое решение проблемы - пойти на уступки умеренному и, якобы, в принципе вполне благонадежному крылу Думы. Одновременно Государь получал сведения от других лиц о том, что в Петрограде не все так плохо, что "беспорядки подавляются". По крайней мере некоторые из этих лиц впоследствии обнаружили свою причастность к заговору (тот же генерал Алексеев). Итак, расчет Родзянко очевиден — все было направлено на то, чтобы Государь (у которого не было причин особенно доверять думскому председателю), получив более или менее правдивую информацию именно от него, в тоже время не поверил ей. Тогда Николай II неизбежно должен был допустить какие-то ошибки, в чем-то опоздать, что давало заговорщикам время, а в случае поражения революции, Родзянко мог бы оправдаться тем, что честно сообщал Императору о мятеже. Вот пример: Родзянко извещает о том, что "положение серьезное. В столице анархия. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходят беспорядочная стрельба, части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны (здесь Родзянко недвусмысленно намекает на собственную персону, лишь позднее ему дали понять его же товарищи по Думе, что он их не устраивает - А.З.) составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на Венценосца".<Архив Русской Революции, т. 6, А. Блок. Последние дни Старого Режима. Берлин. 1922 г., с. 31.> Ситуация обрисована довольно правильно. Но Государь еще не знает о серьезности положения, ведь военные говорят совсем другое. И он лишь сказал министру Двора графу Фредериксу: "Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать".<Там же, с. 31.> Это было 26 февраля. Тогда еще имелась возможность многое поправить.

Был в тактике Думы, олицетворяемой М. Родзянко, еще один важный аспект: добиваться у Государя все более важных уступок, а потом заявлять, что они уже "опоздали" и предъявлять новые требования. Расчет здесь не слишком сложный. Конечной целью тех, кто руководил революцией при ее зарождении, было отречение Николая II и переход в их руки всей полноты власти при молодом Наследнике. Но потребовать отречения сразу они, естественно, боялись. Лишив Императора возможности ориентироваться в обстановке, думцы осторожно прощупывали почву - насколько Царь готов идти на компромиссы, насколько безопасно выдвинуть следующее требование и т.д. А чтобы произвести на Государя большее впечатление, Родзянко старался использовать для давления на него Членов Династии, в первую очередь брата. Параллельно предпринималось все возможное, чтобы полностью изолировать Императора от тех сил, на которые он мог бы опереться.

Тем временем в столице думцы все больше теряли контроль над страшным процессом, запущенным ими в ход. Складывалось то положение, которое Ленин назовет "двоевластием". Фактическая власть, по крайней мере большая ее доля, оказалась в руках Совета рабочих и солдатских депутатов, всем заправляли крайние левые партии. Думский Комитет использовал для давления на Императора и это. Получалось, что необходимо во всем согласиться с "умеренными" революционерами, чтобы не допустить прихода к власти революционеров "крайних". Для демонстрации своей "умеренности", 28 февраля Комитет выпустил воззвание к народу, в котором, в частности, говорилось о незыблемости Монархии. Запомните это — здесь один из ключей к пониманию событий 1 марта и действий Великого Князя Кирилла Владимировича.

Оказавшись меж двух огней (еще не нейтрализованный отряд генерала Иванова и бунтующие солдатские массы, управляемые Советом), Комитет решил обезопасить себя по крайней мере от первого. Участник заговора ген. Алексеев в 1 ч. 15 м. 1 марта телеграфировал из Ставки ген. Иванову, находившемуся в Царском Селе: "Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному Правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное Правительство под председательством Родзянки, заседая в Государственной Думе, ПРИГЛАСИЛО КОМАНДИРОВ ВОИНСКИХ ЧАСТЕЙ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ПРИКАЗАНИЙ О ПОДДЕРЖАНИИ ПОРЯДКА. ВОЗЗВАНИЕ К НАСЕЛЕНИЮ, ВЫПУЩЕННОЕ ВРЕМЕННЫМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ, ГОВОРИТ О НЕЗЫБЛЕМОСТИ МОНАРХИЧЕСКОГО НАЧАЛА РОССИИ (выделено мной - А.З.), о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. ЖДУТ С НЕТЕРПЕНИЕМ ПРИЕЗДА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, ЧТОБЫ ПРЕДСТАВИТЬ ЕМУ ВСЕ ИЗЛОЖЕННОЕ И ПРОСЬБУ ПРИНЯТЬ ЭТО ПОЖЕЛАНИЕ НАРОДА (выделено мной - А.З.). Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы, и пустить в ход работы. Воззвание нового министра путей Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к успешной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев. 28 февраля 1917 г."<Красный Архив, т. 2(21), с. 31.>

Этот документ введен в научный оборот очень давно, но почти никто не обратил внимания на прямую связь содержащейся в нем информации с инициативой, получившей название "Манифест Великих Князей", и приходом в Думу Великого Князя Кирилла Владимировича, осуществленным в рамках широкого плана по спасению Монархии и сохранению на Престоле Императора Николая II. Итак, запомним: Комитет декларировал, что Монархический строй неприкосновенен, что все изменения будут осуществлены с санкции Императора и что войска должны пока войти в контакт с "временным правительством" для организации поддержания порядка до приезда Государя. Позднее обман обнаружится, но 1 марта воззвание Комитета давало возможность предположить, что он способен стать партнером в угашении революции.

Великий Князь Павел Александрович из Царского Села старался помогать, чем мог, но фактически Кирилл Владимирович остался чуть ли не один на один с революционным Петроградом. Великий Князь Павел был сторонником частичных уступок ради того, чтобы предотвратить свержение Императора. Он решил подготовить к приезду Николая II Манифест в духе воззвания временного правительства от 28 февраля. Некоторые историки, например Э. Бурджалов, приписывали инициативу создания этою документа М. Родзянко.<Бурджалов Э. Вторая русская революция: восстание в Петрограде. М., 1967, c. 308.> Оснований для этого мы не видим, хотя некоторое влияние председателя думского Комитета не исключено. Подробности создания Манифеста мы находим в воспоминаниях близкого к Великому Князю Павлу Александровичу адвоката Н. И. Иванова, опубликованных в русской газете "Путь"<Манифест Великих Князей. Из архива Н.И. Иванова // Путь. Берлин, 1926, 19 декабря.> и морганатической супруги Павла Александровича княгини О. Палей. Адвокат Иванов осуществлял связь между Великим Князем Павлом и Родзянко. Последний заверял Великого Князя в своей преданности Императору и просил уговорить Государя сделать необходимые шаги навстречу "общественности". Великий Князь Павел Александрович решил составить проект Манифеста и встретить Царя на вокзале с готовым для подписания текстом. Великий Князь надеялся, что Государыня Александра Феодоровна поймет и одобрит необходимость такой меры. Но Императрица, также не имевшая представления о происходящем, считала уступки недопустимыми и ненужными. 2 марта она напишет Государю: ''Павел, получивший от меня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать из всех сил и собирается нас всех спасти благородным и безумным способом: он составил идиотский манифест относительно конституции после войны и т.д."<Переписка Николая и Александры Романовых, т. 5, М.-Л. 1927 г., с. 227.> Между тем, манифест вовсе не был таким уж "идиотским", как казалось Государыне. Дух компромисса в нем присутствовал - но этот компромисс простирался до определенных границ. После напряженной работы и редактирования манифест был составлен. Главная его мысль была сформулирована в следующих словах: "Осеняя себя крестным знамением, Мы предоставляем Государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжить прерванные указом Нашим занятия Государственного Совета и Государственной Думы и поручаем председателю Государственной думы немедленно составить Временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с нами озаботиться созывом Законодательного Собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющего быть внесенным правительством проекта новых Основных Законов Российской Империи".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 2095, л. 1 об.; ф. 5881, оп. 2, д. 369, лл. 10 - 11; Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 37.>

Великий Князь Кирилл Владимирович, как вы помните, еще 27 февраля убедился в том, что ни правительство, ни военные власти не в силах предпринять ничего разумного. Более того, в конце концов властные структуры вообще исчезли. Единственным их подобием, пусть и незаконным, но представляющим из себя хоть какую-то организованную власть, оставался "Временный Комитет Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями". И Великий Князь решил попытаться использовать последнюю возможность взять ситуацию под контроль. Гвардейский Экипаж к тому времени уже покинул Царское Село. Моряки оставались в подчинении до последнего, но в конце концов, видимо, начали поддаваться общим настроениям, тем более, что с ними не было их командира. Великий Князь не мог выбраться из Петрограда в Царское, но пока ему все-таки удавалось удерживать ситуацию под контролем. Государыня Императрица написала тогда Августейшему Супругу: "Одно плохо, что ДАЖЕ (выделено мной — А.З.) Экипаж покинул нас сегодня вечером - они совершенно ничего не понимают, в них сидит какой-то микроб";<Переписка..., т. 5, с. 228.> "Они (войска - А.З.) думают, ЧТО ДУМА ХОЧЕТ БЫТЬ С ТОБОЙ И ЗА ТЕБЯ" (выделено мной - А.З.).<Там же, с. 228.> Великий Князь Кирилл Владимирович сумел воздействовать на гвардейских моряков и не допустить дальнейшего нарушения ими дисциплины. Затем он принял решение направиться в Таврический дворец и предложить Экипаж в качестве силы для наведения порядка.

О самом приходе в Думу "красочно" повествует М. Палеолог: "Великий Князь Кирилл Владимирович объявил себя за Думу. Он сделал больше. Забыв присягу в верности и звание флигель-адъютанта, которое он получил от Императора, он пошел сегодня в четыре часа преклониться пред властью народа. Видели, как он в своей форме капитана 1 ранга (? - А.З.) отвел в Таврический дворец гвардейские экипажи (? - А.З.), коих шефом он состоит, и представил их в распоряжение мятежной власти".<Палеолог М. Ук. соч., с. 353.> Заметьте, о "красном банте" не говорится даже здесь! А что касается того, что КОНТР-АДМИРАЛА Кирилла Владимировича кто-то "видел" в форме капитана 1 ранга во главе многочисленных "гвардейских экипажей", то это лишнее подтверждение нашей оценки воспоминаний Палеолога, как, мягко говоря, не вполне достоверного исторического источника. Но в своем опусе Палеолог безнадежно "отстал" от других авторов, которые насочиняли массу "подробностей", одна чище другой. В воспоминаниях княгини О. Палей, отличающихся крайней наивностью и неточностью, находим такие слова: "Даже один из Членов Царской Фамилии, Великий Князь X (имя княгиня все-таки произнести остереглась - А.З.), пришедший во главе своего полка, чтобы отдаться в распоряжение мятежников, ждал больше часа во дворе (? - А.З.), пока г-н Родзянко соблаговолил принять его и пожать ему руку. Возвратясь к себе этот князь велел поднять красный флаг (? - А.З.) на крыше дома".<Страна гибнет сегодня, с. 188.> О "красном флаге" на крыше дома Великого Князя упоминает и Палеолог.<Палеолог М. Ук. соч., с. 386, запись за 9/22 марта.> Чтобы сразу закрыть эту тему, напомним, что тогда "восставшие массы" водружали красные знамена где попало, не спрашивая ни у кого разрешения, так что если предположить, что все флаги были воздвигнуты владельцами домов, то мы вряд ли найдем хоть одного Великого Князя или сановника, "не водрузившего" революционного стяга.

"Ношение" красного флага приписывалось кое-кем и самому Гвардейскому Экипажу. Дворцовый комендант В. Воейков в книге "С Царем и без Царя" пишет: "(...) 1 марта 1917 г. утром собрались на митинг, на который пригласили своего командира, в то время Великого Князя Кирилла Владимировича. Великий Князь разъяснил матросам значение происшедших событий. Результатом разъяснения было не возвращение матросов-дезертиров к исполнению службы, а решение заменять Высочайшее пожалованное Экипажу знамя красной тряпкою, с которою Гвардейский Экипаж и последовал за своим командиром в Государственную Думу..."<Воейков В. С Царем и без Царя. Гельсингфорс. 1936, с. 251.> Стоит сказать несколько слов о Воейкове. Государыня еще в 1915 г. предостерегала Императора: "Что делает Воейков? (...) Остерегайся, как бы он не забрал там все в свои руки и не вмешивался бы во все, так как старый Фредерике стар и - увы! - начал выживать из ума".<Переписка…, т. 3, с. 346-347.> О роли Воейкова в революционные дни генерал Мосолов, близко его знавший, сообщает: "Воейков, как старший после министра двора и самый приближенный к Императору человек, несет главную ответственность за последние дни пребывания в Могилеве, за запоздалый отъезд Государя и дни нахождения Его Величества в пути".<Мосолов А. Ук. соч., с. 111.> Учтем эти характеристики для дальнейшего сопоставления сведений Воейкова с источниками других авторов.

Мы прервем поток "антикирилловских" излияний, т.к. никаких новых подробностей по эпизоду 1 марта найти не удастся. Остается только упомянуть несколько высказываний из 3-х писем Государыни Императрицы. Находясь в Царском Селе, Александра Феодоровна потеряла возможность поддерживать связь со столицей. До нее доходили самые невероятные слухи, а в окружении Императрицы имелись лица, готовые настраивать ее в нужном им духе. При этом они меньше всего заботились о том, чтобы оказать Государыне реальную помощь. Когда сведения о приходе Великого Князя Кирилла в Таврический дворец достигли Царского Села, нашлись люди, которые услужливо преподнесли эту информацию в извращенном свете. Императрица, даже Великого Князя Павла Александровича осудившая за его искреннее желание поправить положение обнародованием "конституционного" манифеста, в письме от 2 марта (№ 651) сообщала Государю: "Кирилл ошалел, я думаю: он ходил к Думе с Экип(ажем) и стоит за них".<Переписка..., с. 230.> В следующем письме она говорит, что Кирилл Владимирович "отвратительно себя ведет, хотя и притворяется, будто старается для Монархии и родины".<Там же, с. 231.> А 4 марта Государыня замечает, что она "крайне возмущена" Кириллом Владимировичем.<Там же, с. 233.> Об уровне информированности Государыни говорят следующие слова из того же письма: "Революция в Германии! В(ильгельм) убит, сын ранен"<Там же, с. 234.> Все же неизвестные нам интерпретаторы слухов не смогли умолчать о том, что Великий Князь Кирилл Владимирович открыто заявлял о своем желании спасти Монархию (кто не ощущал на себе атмосферу Петрограда в те дни, вряд ли до конца осознает, с каким риском это было связано), но постарались создать у Государыни впечатление, что это лишь "притворство". Сейчас мы знаем, что так "притворяться" в революционном Петрограде было смертельно опасно и не имело никакого смысла для того, кто действительно изменил Царю. Ниже мы будем говорить подробнее о том, что Великий Князь Кирилл Владимирович отнюдь не "притворно", а всеми силами, самоотверженно рискуя жизнью пытался остановить революцию.

Но, прежде чем начать наш рассказ, подведем итог. Согласно сведениям сторонников версии "измены" Великого Князя Кирилла Владимировича дело обстояло следующим образом: Великий Князь, переодевшись зачем-то в форму капитана 1-го ранга, уводит Гвардейский Экипаж из Царского Села, чтобы отдать его в распоряжение революционеров. По дороге все они украшают себя красными бантами. Но Великому Князю этого кажется недостаточным, и он на митинге проводит "разъяснение", результатом коего становится обзаведение и красным флагом. На Садовой улице Экипажу приходится еще отстреливаться от несуществующих полицейских. Придя в Таврический дворец, Гвардейский Экипаж больше часа ждет во дворе, пока его примет Родзянко. Наконец, моряков приглашают в Екатерининский зал, где Кирилл Владимирович, стоя на вытяжку перед Думой в полном составе, присягает на верность революции, после чего спешит домой, чтобы успеть и там поднять красный флаг. Такова квинтэссенция "антикирилловских" источников.

Гвардейский Экипаж должен был стать ядром сил порядка и поддержать Комитет, как временное правительство, исполняющее функции власти до прибытия Государя и назначения им нового премьера, который сформирует кабинет уже окончательно. Кроме Экипажа планировалось привлечь и другие части, еще не до конца разложившиеся. Великий Князь Кирилл Владимирович, побывав накануне в собрании Преображенского полка с целью лично воздействовать на распропагандированных и просто растерявшихся солдат и офицеров, разослал письмо за своей подписью, адресованное командирам частей:

Чтобы сохранять объективность, опишем приход гвардейского Экипажа в Думу словами газеты "Биржевые Ведомости" № 16120 от 5 марта 1917 г., которую никак нельзя заподозрить в симпатиях к Членам Императорского Дома. "1 марта в 4 часа 15 минут в Таврический Дворец приехал Великий Князь Кирилл Владимирович. Великого Князя сопровождали адмирал, командующий Гвардейским Экипажем, адъютант и эскорт из нижних чинов Гвардейского Экипажа. Великий Князь прошел в Екатерининский зал, куда был вызван председатель Государственной Думы М. В. Родзянко. Обратившись к председателю Государственной Думы, Великий Князь Кирилл Владимирович заявил: "Имею честь явиться к Вашему Высокопревосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении, как и весь народ. Я желаю блага России. Сегодня утром я обратился ко всем солдатам Гвардейского Экипажа, разъяснил им значение происходящих событий и теперь могу заявить, что весь Гвардейский Флотский Экипаж в полном распоряжении Государственной Думы". Слова Великого Князя были покрыты криками "ура". М. В. Родзянко поблагодарил Великого Князя, и обратившись к окружающим его солдатам Гвардейского Экипажа, сказал: "Я очень рад, господа, словам Великого Князя. Я верю, что Гвардейский Экипаж, как и все остальные войска, в полном порядке выполнят свой долг, помогут справиться с общим врагом и выведут Россию на путь победы". Слова председателя Государственной Думы были также покрыты кликами "ура". Затем М. В. Родзянко, обратившись к Великому Князю, спросил, угодно ли ему будет оставаться в Государственной Думе. Великий Князь ответил, что к Государственной Думе приближается Гвардейский Экипаж в полном составе и что он хочет представить его председателю Государственной Думы. В таком случае, - заявил М. В. Родзянко, - когда я вам понадоблюсь, вы меня вызовете. После этого М.В. Родзянко возвратился в свой кабинет. Ввиду того, что все помещения Государственной Думы заняты, представители комитета петроградских журналистов предложили Великому Князю пройти в их комнату. Вместе с Великим Князем в комнату журналистов прошли адмирал Гвардейского Экипажа и адъютант Великого Князя".<Биржевые Ведомости, № 16120, 1917, 5 марта.> Можно признать, что некоторые слова репортажа звучат двусмысленно. Например, кого имел ввиду Родзянко под "общим врагом" - для Великого Князя это были анархические элементы, а для Родзянко - скорее всего отряд генерала Иванова и верные части с фронта. Но это уже на совести председателя Думы. Важно другое - репортаж по сути дела является ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ, что никакого красного банта ни на Великом Князе, ни на сопровождавших его лицах не было. В противном случае ни один репортер не отказал бы себе в удовольствии отметить это - ведь такая сенсация попадается раз в сто лет: Великий Князь с красным бантом на плече! Более того, в словах Великого Князя при всем желании нельзя отыскать ничего революционного. А ведь он провел некоторое время в комнате для журналистов, которые несомненно задавали ему вопросы, так что если бы он сказал что-то сенсационное, материала хватило бы на несколько репортажей. Мы еще рассмотрим вопрос о позднейших высказываниях, приписываемых недобросовестными авторами Великому Князю. Пока лишь отметим, что в некоторых изданиях со ссылкой на все тот же номер "Биржевых Ведомостей" Кирилла Владимировича "заставляют" произнести следующее: "Я пошел в Государственную Думу, в храм народный, и заявил Государственной Думе и всему народу, что процветание России мне дорого и близко, и против России я не пойду и не смею идти". Если кто-нибудь сумеет найти в этом номере, или хотя бы во всей подшивке "Биржевых Ведомостей" за 1917 год текст сей "беседы" Великого Князя с репортером, автор данной работы готов дать на отсечение обе руки.

Полковник Б. Энгельгардт, также член Государственной Думы, во время революции руководивший военным отделом думского Комитета, в рижской газете "Сегодня" отметил: "Во главе Гвардейского Экипажа появился и Великий Князь Кирилл Владимирович. Он зашел ко мне в кабинет, ВОПРЕКИ СУЩЕСТВУЮЩИМ РАССКАЗАМ, У НЕГО НЕ БЫЛО НА ПЛЕЧЕ КРАСНОГО БАНТА (выделено мной — А.З.).<Энгельгардт Б. Первые сумбурные дни революции 1917 г.> Правда, Энгельгардт полагал, что Великий Князь, тем не менее, своим приходом в Думу "принял участие в революционном шествии". "Он все же решился на это, - пишет Энгельгардт, - думая таким жестом сохранить в руках управление частью. Уже тогда он сознавал бесплодность своей жертвы". Либо Энгельгардту все же не хватило честности, либо он искренне заблуждался, но в данном случае его слова не соответствуют действительности. Кириллу Владимировичу не нужно было сохранять часть в своем распоряжении таким способом, т.к. она и без того подчинялась ему. И свой приход в Думу он рассматривал только как попытку дать отпор силам анархии.

Государь Император, как уже говорилось, приехал в Псков к генералу Рузскому, участнику заговора. Вечером 1 марта Рузский настаивал на создании "ответственного" министерства. Государь не соглашался с его доводами, указывая, что только он сам, как Монарх, может нести ответственность перед Богом и Россией. Однако, в 0 часов 20 минут 2 марта Император телеграфировал генералу Иванову в Царское Село: "Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай".<Красный Архив, т. 2(21), с. 53.> В 5 ч. 25 мин. Николай II согласился, наконец, на формирование М. Родзянко "ответственного министерства".<Там же, с. 62.> Таким образом, мы видим, что Государь пришел к выводу о необходимости уступок и именно таких, к которым хотели призвать его Великие Князья Кирилл Владимирович и Павел Александрович. Император распорядился "объявить представленный Манифест, пометив его Псковом".<Там же, с. 62.> Генерал Рузский сообщил о позиции Государя генералу Алексееву, и тот приступил к осуществлению последнего этапа заговора. Всем командующим фронтами Алексеев разослал телеграмму, в которой рекомендовал им настаивать на отречении "ради спасения Династии и Армии". Из присланных ответов больше всего обращает на себя внимание телеграмма Великого Князя Николая Николаевича: "Генерал-лейтенант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывалую роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения Династии, вызывает принятие сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к Нему. Осенив Себя крестным знамением, передайте Ему Ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Ген.-адъютант Николай".<Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж. 1930, с. 306.> Заговорщики хорошо знали, что делали. Апеллируя к самым святым чувствам Государя, они добивались его отречения вовсе не ради "спасения России и Династии". Отречение нужно было для того, чтобы освободить Армию от присяги. Среди солдат на фронте о "подготовительной работе" генералов-предателей ничего известно не было, и Манифест 2 марта стал для них громом среди ясного неба. Именно отречение Императора явилось главной причиной быстрого разложения Армии - присяга Временному правительству заменить собой присягу Помазаннику Божию никоим образом не могла. Но 2 марта генералы не сознавали, какое преступление они совершают не только перед Царем, но и перед всем народом, перед Россией, ради "спасения" которой они, якобы, старались. Закулисные маневры сделали свое черное дело - Государь понял, что рассчитывать ему больше не на кого. Первый проект Манифеста об отречении в пользу Наследника отправлен не был, т.к. из Петрограда сообщили о приезде думской делегации. Когда в Псков заявились посланцы Думы Гучков и Шульгин, Манифест об отречении получил окончательное оформление. Император отрекался за себя и за Наследника в пользу брата — Великого Князя Михаила Александровича. Между прочим, там были и такие слова: "Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, ПРИНЕСЯ В ТОМ НЕНАРУШИМУЮ ПРИСЯГУ" (выделено мной - А.З.). Т.е. Царь заповедовал своему брату фактически трансформировать основы Российской Монархии, дать присягу в "единении с представителями народа" и стать конституционным Монархом. Упаси нас Бог судить об этих словах Царского Манифеста. Среди "измены, трусости и обмана" Царь-Мученик думал лишь об одном — не допустить поражения России в войне и национального позора. Возможно,

Государь надеялся, что временное отступление от самодержавного принципа впоследствии будет признано нецелесообразным, но сейчас он же лал обеспечить мирное восшествие на престол своего брата. И тем не менее мы хотим подчеркнуть: "Манифест Великих Князей" выглядит даже более консервативно, чем Манифест об отречении Николая II, ведь там ничего не говорилось о "присяге" Императора и "ответственное министерство" виделось скорее как временная мера, вызванная сложившейся на тот момент ситуацией, но не имеющая юридических последствий для положения Монарха, который и при "конституционном строе" вполне мог сохранить полноту власти (как, например, Германский Император, или Японский по Конституции Мэйдзи). Уступки же стали неизбежны - Великие Князья это поняли раньше, Император чуть позже, но выводы их были едины. Это лишний раз доказывает искренность Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича.

О Манифесте 2 марта 1917 г. существуют различные точки зрения. Вполне обоснованно указывается, в частности, что Основные Законы Российской Империи не предусматривали возможности ни отречения Императора, ни отказа от прав на Престол за другое лицо. Вопрос о юридической обоснованности Манифеста должен стать темой совершенно самостоятельного исследования. Здесь мы лишь отметим, что на наш взгляд, он, все-таки, не может быть признан "незаконным", т.к. исходил лично от Государя, и не имея основания в Основных Законах, в тоже время прямо не противоречил ни одному из них (о моральной стороне дела тут мы не говорим, она и так всем ясна; сейчас нас интересует лишь юридический аспект). В исторической литературе, как левой, так и правой, приходится встречаться с мнением, что Николай II своим Манифестом заложил "мину замедленного действия" под трон брата. П. Милюков писал, что Император "изменил условия отречения, устранив (вопреки закону) от наследования сына и назначив своим преемником брата Михаила. Из писем царицы видно, что при этом имелась ввиду задняя мысль - впоследствии при благоприятных условиях объявить отречение недействительным и восстановить права и неограниченную власть наследника".<Иоффе Г. Великий октябрь и эпилог царизма. М., 1987, с. 77.> То, что сам он был сторонником воцарения Михаила, Милюков позднее объяснял тем, что не знал Закона Императора Павла о престолонаследии, и вновь упрекал Царя в "хитрости". Подозрения, уместные в устах Милюкова, судившего людях по себе, вряд ли делают честь повторяющим их. То, что мы знаем о нравственных качествах Государя, не позволяет допустить мысль о том, что он обманывал свой народ и отводил собственному брату роль инструмента, который потом можно будет выбросить. Записи в дневнике Николая II не дают никаких поводов для сомнений в том, что он передал Престол Великому Князю Михаилу, второму в порядке престолонаследия после Цесаревича, без всякой задней мысли, и желал, чтобы Михаил принял власть. Сам же он рассчитывал поселиться с Семьей в Ливадии, чтобы не мешать новому Императору. В телеграмме брату отрекшийся Император говорил: "Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. ОСТАНУСЬ НАВСЕГДА ВЕРНЫМ И ПРЕДАННЫМ БРАТОМ (выделено мной - А.З.). Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники".<Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель Императорского Дома. М., 1992, с. 40.>

В Петрограде 2 марта еще не было ничего известно об отречении Государя, но слухи уже начали просачиваться из Таврического дворца. До Великих Князей Кирилла Владимировича и Павла Александровича дошли сведения о проектах добиться отречения в пользу Наследника. Павел Александрович немедленно пишет Кириллу Владимировичу: "Дорогой Кирилл. Ты знаешь, что я через Н. И. (Иванова - А.З.) все время в контакте с Государст<венной> Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо, и возможно, что это только интриги Брасовой. Может быть, это только сплетни, но мы должны быть начеку и ВСЯЧЕСКИ, ВСЕМИ СПОСОБАМИ, СОХРАНИТЬ НИКИ НА ПРЕСТОЛЕ (выделено мной - А.З.). Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо. Крепко тебя и Ducky обнимаю. Твой дядя Павел".<Там же, с. 38.> Великий Князь Кирилл Владимирович тут же ответил: "Дорогой дядя Павел. Относительно вопроса, который тебя беспокоит, до меня дошли одни слухи. Я совершенно с тобой согласен, но Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы работать единовременно с нашим Семейством, он прячется и только сообщается секретно с Родзянкой. Я был все эти тяжелые дни СОВЕРШЕННО ОДИН, ЧТОБЫ НЕСТИ ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД НИКИ И РОДИНОЙ, СПАСАЯ ПОЛОЖЕНИЕ, ПРИЗНАВАЯ НОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО (выделено мной А.З.). Обнимаю. Кирилл".<ГАРФ, ф. 601, оп. 1, сд. хр. 2098.> Оба эти письма проливают свет на подлинный смысл действий двух Великих Князей. Стремясь "всеми способами сохранить Ники на Престоле", они рассчитывали на то, что им удастся сделать это путем частичных уступок - признания временного правительства и обнародования "конституционного" манифеста. При этом, ввиду того, что Великий Князь Михаил Александрович проявил нерешительность и даже "спрятался", Великий Князь Кирилл Владимирович был готов принять на себя всю ответственность за общий план и возможные ошибки.

План Великих Князей Кирилла и Павла и способы его реализации Вы можете считать сколь угодно наивными, непродуманными, безнадежными, ошибочными и т.д., но отрицать, что они стремились предотвратить низложение Императора и крушение Монархии ни один честный человек не станет. В то время, как будущий главный враг Императора Кирилла - Великий Князь Николай Николаевич — требовал отречения Николая II, Кирилл Владимирович в бушующем Петрограде рисковал своей жизнью и жизнью своей семьи, чтобы этого отречения не допустить. Но вопреки всякому здравому смыслу кто-то смеет утверждать: "Великий Князь Николай Николаевич, популярный в народе главнокомандующий, ставший ведущей фигурой эмиграции (? — А.З.), был военным старой закалки и НЕ ПРОСТИЛ ИЗМЕНЫ КИРИЛЛА (?!, выделено мной — А.З.).<Скотт С. Романовы. Екатеринбург. 1993, с. 158.> Если бы эти слова принадлежали только поверхностному иностранному наблюдателю, на них не стоило бы обращать особенного внимания. Но дело в том, что у самого Николая Николаевича, подлинного предателя Царя-Мученика, хватало наглости делать подобные заявления, как хватает ее и у его идейных последователей в наши дни.

В то время, как Великие Князья Кирилл и Павел, вместе со всем народом пребывали в неведении относительно закулисных маневров заговорщиков, в Думе все уже было решено. Еще в ночь на 2 марта думский Комитет достиг тайного соглашения с Советом о том, что форму правления определит Учредительное собрание. Когда Гучков и Шульгин привезли долгожданный манифест об отречении Николая II, думцы начали продумывать следующий ход. М. Родзянко, наконец, окончательно показал свое подлинное лицо. Этот "верноподданный" уже видел себя в роли первого президента Российской республики и хотел заручиться поддержкой левых из Совета рабочих и солдатских депутатов, т.к. чувствовал, что собратья по Думе воспринимают его притязания без особого энтузиазма. Ради этой поддержки Родзянко пошел на сговор с представителем Совета А. Керенским и обещал поддержать требование об отречении теперь и Михаила Александровича. Поэтому председатель Комитета не допустил немедленной публикации манифеста Николая П. Милюков пишет: "Родзянко принял меры, чтобы отречение Императора и отказ Михаила были обнародованы в печати одновременно. С этой целью он задержал напечатание первого акта. Он, очевидно, УЖЕ ПРЕДУСМАТРИВАЛ ИСХОД, А МОЖЕТ БЫТЬ, И СГОВАРИВАЛСЯ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ (выделено мной А.З.).<Милюков П. Воспоминания. М., 1991, с. 470.> Генералам Алексееву и Рузскому, своим орудиям в подлой игре, Родзянко сообщил, что отречение в пользу Великого Князя Михаила Александровича не способно удовлетворить "восставшие массы". Только теперь, наверное, генералы начали понимать, какую роль в истории России отвел им Родзянко. Алексеев в панике связывается с командующими фронтами, чтобы созвать их на совещание в Могилев и потребовать проведения манифеста в жизнь. Из всех командующих Алексеева поддержал только генерал Эверт. Великий Князь Николай Николаевич, уже назначенный вновь Верховным главнокомандующим, объявил о своем согласии с мнением Родзянко относительно воцарения Михаила Александровича. Рузский утверждал, что нужно во всем довериться Временному правительству. Алексеев попытался вновь связаться с Родзянко, но на сей раз безуспешно - в это время 3 марта председатель Комитета находился на Миллионной, 12, в доме князя Путятина, где остановился Великий Князь Михаил Александрович. Ни Алексеева, ни Рузского об этом извещать никто не стал - "мавр сделал свое дело".

Что же происходило на Миллионной? Рано утром 3 марта Великому Князю Михаилу позвонил А. Керенский и попросил принять членов думского Комитета и Временного правительства (последнее, по назначению Государя Императора, возглавил князь Г. Львов). Михаил Александрович, знавший от Родзянко о намерениях провозгласить его регентом при малолетнем Императоре Алексее Николаевиче, полагал, что делегаты прибудут к нему именно с этим предложением. Известие об отречении в его пользу было для Великого Князя полной неожиданностью. На этот эффект и рассчитывали Керенский и Родзянко. Большинство прибывших добивалось отказа Михаила. Их доводы излагал М. Родзянко. Он пугал Михаила "огромным кровопролитием" в случае его восшествия на Престол, гражданской войной и т.д. Затем тоже самое говорил Керенский. Представлявший меньшинство П. Милюков, напротив, убеждал Великого Князя принять власть. "Я доказывал, - пишет он, - что для укрепления нового порядка нужна сильная власть и что она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное правительство, без опоры на этот символ, просто не доживет до открытия Учредительного собрания".<Там же, с. 468.> Приехавшие позже Гучков и Шульгин поддерживали мнение Милюкова, но их речи потонули в общем хоре, требовавшем отказа. Все выступали по несколько раз, чуть не перекрикивая друг друга. Керенский убеждал Великого Князя "принести себя в жертву" массам и одновременно доказывал, что не сможет поручиться за его жизнь в случае восшествия на престол. Михаил Александрович, видимо, не заметил противоречия в этих словах, и не понял, что приняв власть он действительно принес бы, быть может, себя в жертву во имя спасения России и Монархии, но отказавшись, он просто подписывал смертный приговор себе, своим 17 родственникам, а в перспективе - десяткам миллионов простых людей. Побеседовав с глазу на глаз с Родзянко, тот, кого Николай II уже назвал Михаилом Вторым, объявил собравшимся: - При настоящих условиях я не считаю возможным принять Престол.

После безуспешной попытки Некрасова сочинить текст отречения для Михаила, на Миллионную решили пригласить "правоведов" - кадетов В. Набокова и барона Б. Нольде. Они и стали авторами манифеста 3 марта. Документ, подписанный Великим Князем Михаилом Александровичем, гласил: "Тяжкое бремя возложено на меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народа. Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое решение только в том случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные Законы Государства Российского. Призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и обеспеченному всей полнотой власти впредь до того, как созданное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительной собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Подписал: Михаил".<Биржевые Ведомости. № 16120, 1917, 5 марта.> Этот манифест, под заголовком "Отречение Великого Князя Михаила Александровича" был опубликован одновременно с манифестом Николая II от 2 марта. Обратим внимание на ключевые моменты: Михаил Александрович отказывается от престола не окончательно, а лишь до решения Учредительного собрания, представляя на период до его созыва "всю полноту власти" Временному правительству. Вдумаемся теперь, какие последствия имела данная формулировка. На первый взгляд, России юридически остается монархией по крайней мере до Учредительного собрания, но Монархией без Монарха. Собрание должно решить вопрос о форме правления и принять новые Основные Законы. Все эти положения манифеста, выработанные "правоведами", являлись вопиющим беззаконием, образовывали разрыв в тысячелетнем преемстве российского права и лишали временное правительство каких-либо законных оснований и шансов удержаться не только у "всей полноты", но даже и у призрачной власти. Милюков был, несомненно, прав, сравнивая правительство без Царя с "утлой ладьей". Но ослепленные успехом революционеры не могли понять, что и себе и России они в этот день готовили гибель.

Когда Михаил Александрович поставил подпись под манифестом, Керенский восторженно провозгласил: Верьте, Ваше Императорское Высочество, что мы донесем драгоценный сосуд Вашей власти до Учредительного собрания, не расплескав из него ни капли! Милюкова и Гучкова, грозивших отставкой в случае отречения Михаила, без особого труда уговорили остаться - пока они еще нужны. Пройдет чуть больше месяца, и революция безжалостно вышвырнет на свалку истории своих творцов: вслед за Родзянко и Милюкова, и Гучкова.

О том, как было воспринято отречение Михаила, ярко писал князь С. Трубецкой: "Когда Государь отрекся от престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича, отречение это не было еще отказом от Монархии. (...) В сущности, дело было в том, чтобы Михаил Александрович немедленно принял передаваемую ему Императорскую корону. Он этого не сделал. Бог ему судья, но его отречение по своим последствиям было куда более грозным, чем отречение Государя, - это был уже отказ от монархического принципа. Отказаться от восшествия на престол Михаил Александрович имел законное право (имел ли он на это нравственное право - другой вопрос!), но в своем акте отречения он, совершенно беззаконно, не передал Российской Императорской Короны законному преемнику, а отдал ее ... Учредительному Собранию. Это было ужасно!"<Трубецкой С. Е., кн., Минувшее. М., 1991, с. 152-153.>

Мы повествуем так подробно об отречении Великого Князя Михаила Александровича не случайно. В исторических исследованиях не принято пользоваться сослагательным наклонением, но все же представим на минуту, что было бы, если бы Великий Князь Михаил не отложил принятие власти до Учредительного Собрания, а принял ее или передал "законному преемнику", как пишет князь Трубецкой. В первом случае, скорее всего император Михаил II на первом этапе стал бы прикрытием для правления олигархии. Но, учитывая полную неспособность думских лидеров управлять государством, вполне вероятно, что апрельский или июльский кризисы, или корниловский мятеж, или какие-то их аналоги, привели к свержению Временного правительства и установлению диктатуры, для которой Михаил II мог быть по крайней мере знаменем. Во втором случае перспектив на угашение революции было еще больше. Законным Преемником Михаила Александровича, согласно Закона о престолонаследии, являлся Великий Князь Кирилл Владимирович, уже зарекомендовавший себя как активный противник революции. Можно с уверенностью утверждать, что он бы от власти не отрекся и его не испугали бы угрозы Родзянко и Керенского. Более того, зная о дальнейшей судьбе Кирилла Владимировича, можно предположить, что после усмирения революции он не отказался бы рассмотреть вопрос о правомерности отречения Императора и устранения из порядка престолонаследия Цесаревича Алексея Николаевича. Ведь и в эмиграции он долго не принимал Императорского титула, в надежде, что остался в живых кто-нибудь из мужских потомков Александра III, и еще в 1922 году в Обращении о принятии Блюстительства Престола, выражал надежду, что Император жив и "вернется к престолу Своему". В любом случае, Император Кирилл I не погиб бы так бессмысленно, как погиб Михаил II. Но Манифест Михаила Александровича, не имевший, собственно говоря, никакого юридического значения, нравственно не позволил Великому Князю Кириллу Владимировичу реализовать свои права. В чрезвычайно поверхностной и несерьезной книге С. Скотта "Романовы" наряду с пересказами о "красном банте" содержится нелепая версия, согласно которой Михаил сформулировал таким образом свой Манифест "из вредности", не желая допустить воцарения Кирилла Владимировича и "умелым маневром ВЫШИБ КОРОНУ У НЕГО ИЗ ПОД НОГ" (?! - А.З.).<Скотт С. Романовы. Екатеринбург. 1993. с. 148.> Далее Скотт утверждает: "Не довольствуясь простым отречением и передав вопрос на усмотрение Учредительного собрания, Михаил выбил корону вон под самым носом у Кирилла. Кирилл не мог предъявить никаких законных прав на престол до тех пор, пока Учредительное собрание не признает отречения Михаила".<Там же, с. 156.> Мыслящий западными мерками шведский республиканец не удосужился, конечно, изучить ни источники по истории отречения Михаила Александровича, ни Законы Российской Империи. Иначе он бы узнал, что во-первых, Великие Князья Михаил Александрович и Кирилл Владимирович были близкими друзьями, во-вторых, Великий Князь Михаил не имел никакого отношения к составлению своего Манифеста, и в-третьих, Великий Князь Кирилл Владимирович имел ВСЕ ЗАКОННЫЕ ПРАВА объявить о недействительности Манифеста 3 марта. Основные Законы Российской Империи не позволяли никаким Учредительным собраниям решать вопрос об образе правления, а Престол Российской Империи, согласно тех же законов, не мог оставаться праздным. Почему же Великий Князь Кирилл не сделал этого? — спросите вы. Ответ лежит отнюдь не в области юриспруденции. Нельзя скрывать, что манифест 3 марта дезориентировал всех монархистов ("правоведы" поработали не даром). Михаил Александрович — Законный Наследник — не отрекся окончательно. Выступить сейчас против него, значит дать повод врагам Монархии кричать повсюду, что Члены Династии грызутся из-за трона, не думая о благе Родины. Логика подсказывала (увы, неправильно), что лучше переждать: возможно, все образуется, революция остановится, Учредительное Собрание в спокойной обстановке обсудит вопрос и решит его в пользу Монархии. Сейчас же, во время внешней войны и внутренних беспорядков нельзя подрывать авторитет Великого Князя Михаила. Так, примерно, мыслили и Великий Князь Кирилл Владимирович и другие Великие Князья и Князья Крови подписывая документ, подготовленный Великим Князем Николаем Михайловичем: "Относительно прав наших, в частности и моего на престолонаследие я, горячо любя свою Родину, всецело присоединяюсь к тем мыслям, которые выражены в акте отказа Великого Князя Михаила Александровича. Что касается до земель Удельных, то по моему искреннему убеждению, естественным последствием этого означенного акта эти земли должны стать общим достоянием государства".<Биржевые Ведомости. № 16134, 1917, 14 марта.> Это письмо подписали ВСЕ Члены Династии. Тем самым, они признавали права Великого Князя Михаила Александровича и отказывались от претензий на трон до решения учредительного Собрания.

В то время, как большинство Членов Императорского Дома было озабочено тем, как поддержать Великого Князя Михаила Александровича, Великий Князь Николай Николаевич "входил в роль" нового вождя. Выехав из Тифлиса в Ставку 7 марта, Верховный главнокомандующий начал уже распоряжаться в тоне, приличествующем Главе Династии: "Насчет Кирилла я еще ничего не решил, но ПОВЕЛЕВАЮ (выделено мной - А.З.), чтобы никто из братьев к маме не ездил ни в коем случае", - заявил он Великому Князю Андрею Владимировичу.<Буранов Ю., Хрусталeв В. Гибель Императорского Дома. с. 43.> Великий Князь Андрей пишет о "дяде Николаше" с некоторой долей иронии - Николай Николаевич находился в очереди наследования Престола на весьма отдаленном месте и "повелевать" ему совсем не пристало. По дороге в Ставку Великий Князь Николай Николаевич всеми мыслимыми способами старался заработать себе популярность в "массах" и благосклонность Временного правительства. 7 марта Великий Князь "восторженно приветствуемый представителями народа и солдат, выражавших Великому Князю горячие пожелания победы над врагом, прощался с населением. Призывая всех ради блага горячо любимой Родины и верности НОВОМУ СТРОЮ (выделено мной - А.З.) к дружной спокойной работе в тылу, как залогу победы над внешним врагом и укрепления режима свободной России, Великий Князь закончил прощание словами: "А после войны позвольте мне, как маленькому помещику, вернуться в имение". Эти слова приняты с восторгом".<Вестник Временного Правительства; Буранов Ю., Хрусталев А. Гибель Императорского Дома., с. 51.> В этот день в Петрограде Временное правительство приняло постановление: "Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село".<Вестник Временного Правительства от 8 марта 1917 г.> Бесчестные и вероломные главари революции арестовали Царя-Мученика, отказавшегося от борьбы ради того, чтобы предотвратить гражданскую войну. Выполнение этой гнусности в отношении Императора было возложено на генерала Алексеева, а в отношении Императрицы, Наследника и Великих Княжен - на генерала Л. Корнилова.

Нужно отметить, что само по себе Временное правительство признали все Члены Дома Романовых. Сделали они это, следуя указанию Манифеста Великого Князя Михаила Александровича, и каждый в разной форме. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна писала: "Признавая обязательным для всех подчинение Временному правительству, заявляю, что и с своей стороны я вполне ему подчиняюсь".<Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель Императорского Дома. с. 54.> Великий Князь Александр Михайлович извещал: "От имени Великой Княгини Ксении Александровны, моего и моих детей заявляю нашу полную готовность всемерно поддерживать Временное правительство".<Там же, с. 52.> Его брат Великий Князь Сергей Михайлович телеграфировал князю Львову: "В лице Вашем заявляю Правительству мою полную готовность всемерно поддерживать его".<Там же, с. 53.> Все эти, и им подобные документы, свидетельствуют лишь о том, что Члены Династии считали необходимым признать власть Временного правительства для обеспечения победы в войне. Речь в письмах идет только о поддержке правительства, как органа власти на переходный период. И лишь Великий Князь Николай Николаевич пошел гораздо дальше своих родственников. В его телеграмме, опубликованной в "Биржевых Ведомостях" № 16134 за 14 марта 1917 г., говорится: "Сего числа я принял присягу на верность отечеству (? — А.З.) и НОВОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СТРОЮ (выделено мной А.З.). Свой долг до конца выполню, как мне повелевает совесть и принятые обязательства. Великий Князь Николай Николаевич". Позвольте, какому же это "новому государственному строю" присягнул Великий Князь? Разве уже состоялось Учредительное собрание? Разве приняты новые Основные Законы? Николай Николаевич заранее спешит расписаться в отказе и от поддержки Великого Князя Михаила Александровича, и от возможности сохранить Монархический Строй - и все это ради того, чтобы Временное правительство разрешило ему стать Верховным главнокомандующим. Но революционеры не нуждались в холуйствовавшем Великом Князе. Еще 7 марта, в день его выезда из Тифлиса, А. Керенский заявил: "... Николай Николаевич Верховным главнокомандующим не будет".<Вестник Временного Правительства от 8 марта 1917 г.> А Великий Князь, полный радужных надежд, направлялся в Ставку. В Харькове он так растрогал "восставшие массы", что даже Совет рабочих и солдатских депутатов поднес ему хлеб-соль.<Данилов Ю., ген. Великий Князь Николай Николаевич. Париж. 1930, с. 325.> Князь Ф. Юсупов рассказывал корреспонденту "Нового Времени": "С Николаем Николаевичем я виделся на днях в Харькове. Он в тот момент еще не знал о воле нового правительства. Он ехал с радостным настроением и верил в окончательную победу над общим врагом. Он еще тогда говорил, что всецело подчиняется новому правительству, которому верит, как самому себе".<Новое Время. № 14726; Исторический Вестник № 148, Пг., апрель 1917, с.166.> 24 марта Великий Князь в сопровождении брата Великого Князя Петра Николаевича и племянника Князя Романа Петровича прибыл в Могилев. Там он получил от князя Львова "просьбу" добровольно подать в отставку. Николай Николаевич засуетился, пытался что-то доказать - 24-го же марта, не давая ему время на раздумье, Временное правительство объявило об "отстранении Великого Князя Николая Николаевича от должности Верховного главнокомандующего". Триумфальное шествие по "свободной России" еще одного участника революции закончилось тем, что его вышвырнул вон новый режим, которому он клялся в верности.

Подходя к концу нашего исследования, мы должны рассмотреть еще ряд вопросов, связанных с публичными заявлениями, якобы сделанными Великим Князем Кириллом Владимировичем в прессе до его отъезда в Финляндию. Согласно утверждениям бар. П. Н. Врангеля, ген. Половцова и М. Палеолога, Великий Князь подтвердил свою "революционность" высказываниями, направленными против свергнутого Императора и Императрицы. Прежде, чем начать детальный разбор этих свидетельств, дадим слово княгине О. Палей. Ее повествование является наглядной картиной механизмов, с помощью которых в послереволюционных газетах появились "интервью с Великими Князьями". Здесь княгиня основывается не на слухах и сплетнях, а на собственном опыте, поэтому в данном случае ей вполне можно верить. "Что касается журналистов, - пишет кн. Палей, - то они прибегали к всевозможным уловкам, чтобы проникнуть во дворцы, оставшиеся еще обитаемыми. В газетах появилось несколько интервью с Великими Князьями. ВСЕ ОНИ, ВЕРОЯТНО, БЫЛИ НЕВЕРНЫ (выделено мной - А.З.), так как по ним выходило, что Великие Князья одобряют революцию. Мы дали самые строгие приказания, чтобы к нам не пропускали ни одного журналиста, и тем не менее мы попались, как и другие. Однажды лакей приносит Великому Князю визитную карточку, говоря, что какой-то офицер, приехавший из Пскова, просит разрешения видеть нас, чтобы сообщить важные новости по поводу Великой Княжны Марии (Павловны - А.З.), дочери Великого Князя. Имя офицера нам ничего не говорило, все же мы были далеки от мысли, что это ложь. Но как только мы увидели входившего субъекта, мы поняли, что попались в ловушку. Молодой человек ярко выраженного еврейского типа, с курчавыми и слишком длинными волосами, затянутый в форму, которой он никогда не носил, продвигался по направлению к нам с блокнотом и карандашом в руке. Великий Князь рассердился, повернулся к нему спиной и вышел. Я на минуту осталась с ним, не попросила его садиться и, уверяя, что нам нечего сказать, кроме того, что мы глубоко несчастны, постаралась как можно скорее выпроводить его. А на следующий день появились четыре столбца интервью, в котором Великий Князь высказывался об Их Величествах в возмутительных выражениях. Великий Князь был сражен и вне себя от отчаяния. Он послал опровержения во все газеты, НО ТЕ ОТКАЗАЛИСЬ ПОМЕСТИТЬ ИХ (выделено мной - А.З.). Только "Новое Время", хотя тоже бывшее в то время революционным, очень изменив текст, соблаговолило оставить там следующую фразу: "Мог ли я, сын Императора Александра II - Царя-Освободителя, выражаться подобным образом о моем Государе?" Я отдаю дань уважения журналисту Михаилу Романову, который приходил к нам и поместил это опровержение".<Страна гибнет сегодня. М., 1991, с. 198-199.>

Так фабриковались "изречения" Членов Императорского Дома. Нам удалось выяснить, что интервью, упоминаемое княгиней О. Палей, было напечатано в газете "Русская Воля" № 10 от 11 марта 1917 г. и автор материала подписался как "И. Григорьев". Суворинский "Исторический Вестник" в № 148 за апрель 1917 г. в подборке "Личность Николая II и Александры Феодоровны по свидетельствам их родных и близких. (Газетные материалы)" воспроизводит фрагменты этого "интервью". В нем, в частности, Великому Князю Павлу Александровичу приписываются такие слова: "Хочется говорить, высказать всему обществу, что накипело на душе, - заявил Павел Александрович в начале своего разговора (! - удивительная наглость — А.З.) с г. Григорьевым. -- Душно. Задыхаешься в атмосфере лжи и ненависти к себе. Проклятый век, вечное скитание. Не успел я хорошенько опомниться от всего того, ЧТО СДЕЛАЛ СО МНОЙ НИКОЛАЙ РОМАНОВ (выделено мной - А.З.) после женитьбы на моей нынешней жене, графине Палей (? — А.З.), после всех мытарств и бедности, перенесенных мной из-за женитьбы на некоронованной (? — А.З.) особе, как новое горе, новое страдание свалились на мою голову. Сначала убийство Распутина и роль в нем моего любимого сына Дмитрия Павловича, вечные ссоры с Александрой Феодоровной, а потом уже и события последних дней - все это, как камень свалилось на мою семью. Много пришлось пережить".<Исторический Вестник. № 148, с. 156-157.> По поводу негативного отзыва Императрицы о генерале Рузском, Великий Князь Павел будто бы сказал: "Письмо Царицы меня возмутило. Как СМЕЛА ОНА, ЖЕНЩИНА, ВМЕШИВАТЬСЯ В ДЕЛА (выделено мной - А.З.), касающиеся всей страны".<Там же, с. 157.> Неудивительно, что Великий Князь Павел Александрович "был сражен и вне себя от отчаяния". К счастью, ему все-таки удалось поместить опровержение. Те же, кому такой возможности так и не дали, были обречены остаться жертвами клеветы г.г. "И. Григорьевых" и их наследников и продолжателей.

То, чего не сделал Врангель, дополнили другие. М. Палеолог в "Дневнике" под 23 (10 ст. ст.) марта рассуждает: "Великий Князь Кирилл Владимирович поместил вчера в "Петроградской газете" длинное интервью, в котором нападает на свергнутых Царя и Царицу: "Я не раз спрашивал себя, - говорит он: - не сообщница ли Вильгельма II бывшая Императрица; но всякий раз я силился отогнать от себя эту страшную мысль". Кто знает, не послужит ли вскоре эта коварная инсинуация основанием для страшного обвинения против несчастной Царицы. Великий Князь Кирилл должен был бы знать и вспомнить, что те самые клеветы, от которых пришлось Марии Антуанетте оправдываться перед революционным трибуналом, первоначально возникли на тонких ужинах графа д'Артуа".<Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 388-389.> Кому бы рассуждать о "клевете", но только не М. Палеологу. Любопытно, кстати, что он сравнивает Великого Князя Кирилла Владимировича с графом д'Артуа - братом Людовика XVI, будущим Королем Карлом X. Последний ПОЛЬЗОВАЛСЯ ОСОБЕННОЙ НЕНАВИСТЬЮ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ ЗА СВОЮ АКТИВНУЮ И НЕПРИМИРИМУЮ БОРЬБУ С РЕВОЛЮЦИЕЙ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯМИ, и подвергался ими травле, аналогичной той, которая преследовала Государя Кирилла Владимировича. Революция 1830 г., свергшая Карла X с Престола, имела поводом его "июльские ордонансы", с помощью которых он хотел покончить с пережитками революционной эпохи, навязанными его брату Людовику XVIII после реставрации. Таким образом, судьба Короля Карла X во многом напоминает судьбу Императора Кирилла I, тоже отстаивавшего чистоту монархического принципа после революции и также ставшего жертвой клеветы подлинных цареубийц и их пособников.

Но разберем слова М. Палеолога подробнее. По его словам, Великий Князь Кирилл Владимирович чуть ли не является автором версии о "шпионаже" Императрицы. Палеолог, конечно, не мог не знать, что слухи о "заговоре Царицы" распространялись среди самых широких масс в революционной пропаганде, звучали открыто в выступлениях думских депутатов, расходились в листовках, отпечатанных на гектографе. Никак не мог он не слышать о знаменитой речи П. Милюкова на открытии сессии Государственной Думы в ноябре 1916 г., в которой тот прямым текстом (правда, на немецком языке, чтобы не понял трусливый Родзянко) обвинил Александру Феодоровну в шпионаже. И зная все это, Палеолог пытается приписать такие слухи Великому Князю Кириллу Владимировичу.

Мы знакомились с текстом беседы по "Историческому Вестнику" № 148. Первая публикация появилась все в той же "Русской Воле" (№ 4), так что подлинность формы, в которую облечены высказывания Великого Князя, можно отрицать сразу. Но сама беседа, судя по всему, состоялась. Вот ключевые фрагменты интервью: "Мой дворник и я, мы видели одинаково, что со старым правительством Россия потеряет все и в тылу и на фронте. Не видела этого только царствовавшая Семья. Ропот недовольства режимом долетал несомненно до Царского Села, но там не хотели прислушиваться к нему".<Личность Николая II и Александры Феодоровны по свидетельствам их родных и близких. Газетные материалы // Исторический Вестник №148, 1917, апрель, с. 174.> "Кирилл Владимирович нервно ходит по мягкому красному ковру, курит папиросу за папиросой и бросает отрывистые фразы: Приезжай Он (Николай II - А.З.) немного раньше в Петроград, и Он имел бы министерство, лучше которого нельзя и представить себе. Керенский ... молодой, но очень талантливый человек. Виктория Федоровна разделяет радость мужа (? - - в чем эта радость, на взгляд корреспондента, выражается? В том, что Великий Князь "нервно ходит по ковру и курит папиросу за папиросой? - А.З.): Приятно говорить то, что думаешь.Великий Князь доволен: Теперь то уж я свободен и могу спокойно говорить по телефону. А раньше — прерывали каждую минуту. Мы жили чуть ли не под гласным надзором полиции".<Там же, с. 177.>

Опубликованные в революционных газетах высказывания Членов Императорской Фамилии были все без исключения сфабрикованы бульварными журналистами. Если кто-то соглашался дать интервью, его подлинные слова извращались до полной неузнаваемости, но и отказ, как мы видели, не смущал репортеров и не спасал от оклеветания. Не избежала этой участи и Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна. В "Историческом Вестнике" № 148 читаем: "Царицу-Мать Марию Феодоровну давно перестали слушать. Государыня оставила свой дворец и переехала в Киев, желая подчеркнуть, что она далека от Царского Села и никакого участия в политике не принимает. Вдовствующая Государыня жила в Киеве просто и доступно. Она не раз приглашала киевских депутатов В. Я. Демченка и А. И. Савенка и открыто заявляла, что давно не имеет никакого влияния на сына и его поступкам не сочувствует".<Личность Николая II ..., с. 151.> То, что Вдовствующая Императрица действительно критически относилась к политике Государя и разделяла мнение о "дурном влиянии" на него Императрицы Александры Феодоровны, известно из ее переписки. Но трудно верить, что мать, после отречения сына, публично похвалялась своей оппозиционностью.

В июне 1917 г. Великий Князь Кирилл Владимирович с беременной супругой и дочерьми выехал в Финляндию, где поселился в имении генерала И. Эттера, бывшего командира л.-гв. Семеновского полка в окрестностях города Борго. Там 30 августа у него родился сын Владимир. Выезд Великого Князя из Петрограда в Финляндию тоже ставится ему в вину. С. Скотт, повторяя чужие слова, пишет: "Необходимо отметить, что Кирилл сбежал первым. Ближайшее будущее показало, насколько верно было его предвидение. (...) Вероятно, он чувствовал над собой особую угрозу, будучи законным обладателем несуществующего престола"<Скотт С. Романовы, с. 157.>. Этот выпад столь же невежествен и лжив, как и все остальные. Во-первых, Финляндия летом 1917 г. была такой же частью России, как и, например, Украина. Во-вторых, Великий Князь Кирилл Владимирович, при жизни Великого Князя Михаила Александровича, которого он признавал законным Наследником Николая II, еще не был "обладателем престола". В-третьих, он вовсе не "сбежал" туда. Хотя, естественно, судьба беременной жены и дочерей не могла не волновать его, все же не это определило ни сроки отъезда, ни выбор места. Между прочим, Великий Князь с семьей, покинувший Финляндию лишь в конце 1920 г., пережил там кровавую революцию 1918 г., разгоревшуюся как раз на юге страны, так что говорить о его безопасности в Финляндии вряд ли возможно. Причины выезда Кирилла Владимировича в Финляндию крылись совсем в другом. Тот же Скотт отмечает: "Здесь он был вблизи от Петрограда — на тот случай, если бы что-то произошло, если бы белые победили в гражданской войне в России, если бы какому-нибудь белому генералу удалось преодолеть хаос, навести порядок и реставрировать монархию, что случалось после многих революций".<Там же. с. 157.> В этих словах есть доля правды, но в самой трактовке вновь видна примитивность мышления западного исследователя. Великий Князь Кирилл Владимирович вовсе не сидел сложа руки и не ждал, пока какой-нибудь "белый генерал" пожелает реставрировать Монархию, тем более, что ему была хорошо известна позиция белых генералов, боявшихся самого слова "Монархия", как черт ладана. Великий Князь деятельно искал пути восстановления Монархии в России, связываясь с самыми различными силами, способными оказать в этом помощь. Для этого он встречался с генералом Маннергеймом, возглавлявшим вооруженное сопротивление революции в Финляндии, направил своего представителя Бера к ген. Юденичу,<Революция и Гражданская война в описаниях белогвардейцев. М., 1991, с. 319.> связывался с здравомыслящими представителями германского командования, в т.ч. с командующим восточной армией генералом Р. фон дер Гольцем.<История дипломатии. Под ред. акад. Потемкина В. П., М.-Л., 1945, т. 2, с. 362.> Только когда поражение белого движения стало очевидным, Великий Князь Кирилл Владимирович оставил мысль о ставке только на вооруженное сопротивление и переехал из Финляндии в Швейцарию, потом в Кобург, а затем окончательно во Францию. Там он сразу же начал активную работу по объединению эмиграции вокруг Монархической идеи, за что и стал предметом ненависти революционеров всех мастей. Но об этом следует писать особо.

Заключение

Государю Императору Кириллу Владимировичу Провидение дало величайшую и труднейшую миссию в истории России. Он, как и все Русские Цари, должен был сохранять и преумножать наследие Священного Дома Романовых, но, в отличие от своих Предшественников, оказался призванным к этому не на престоле великой Державы, а в горестном и полном лишений изгнании. И если Император Николай II, принявший со всей своей Семьей смерть от рук большевистских изуверов, вошел в историю, как ЦАРЬ-МУЧЕНИК, то его двоюродный брат и Преемник – Император Кирилл I – может по праву именоваться ЦАРЕМ-ИСПОВЕДНИКОМ. До последней минуты защищавший Монархию в 1917 г., в эмиграции Государь своими царственными трудами влил в нее новые жизненные силы, не дал угаснуть духу монархизма и обеспечил будущее своей Династии. Подобно Святителям, отстаивавшим чистоту Православия среди гонений врагов Церкви Божией, Император Кирилл I всю свою жизнь защищал чистоту Самодержавия, несмотря на злобу и клевету, расточаемую явными и скрытыми противниками Монархии. Ничто не смогло помешать ему исполнить долг, ибо Сам Господь помогал Помазаннику Своему Всесильной Десницей. И вслед за псалмопевцем Император Кирилл Владимирович мог сказать о своих ненавистниках: "Прокленут тии, и Ты благословиши: восстающий на мя да постыдятся, раб же твой возвеселится" (Пс., 108, 28).

В нынешнем году исполнилось 90 Лет со дня чудесного спасения Госуда ря во время гибели броненосца "Петропавловск" и 70 лет со дня принятия Им Императорского титула в 1924 г. Для православного сознания не может быть сомнения, что между этими двумя событиями, отстоящими друг от друга во времени на 20 лет, существует незримая мистическая связь. Не случайно сохранил Вседержитель жизнь Великого Князя в 1904 г. - именно Кирилл Владимирович был уготован для исполнения воли Божией после народного отступления и падения Православной Монархии в России. Безусловно, случались и в его жизни ошибки: несть человек, иже жив будет и не согрешит. Но никто не вправе судить Государя, кроме Самого Царя Царствующих, перед Лицом Которого подвиг Императора Кирилла не мог не покрыть все его грехи и ошибки.

Долг всякого историка — быть объективным, не извращать истину и ничего не замалчивать. Автор настоящего исследования не скрывает, что преклоняется перед памятью Государя Императора Кирилла Владимировича и является верноподданным его Августейшей Внучки - Государыни Великой Княгини Марии Владимировны. Но приступая к изучению источников о февральской революции и о действиях Великого Князя в эти дни, мы ставили своей целью отнюдь не создание его апологии во что бы то ни стало. Нами двигало искреннее желание полностью выяснить истину и аргументировать свое мнение не эмоциями, а конкретными фактами. И, как представляется, нам удалось в некоторой степени воссоздать правдивую картину. Надеемся, что наш скромный труд поможет многим избавиться от ложных представлений и приведет их на спасительный путь служения Царственным Потомкам Благочестивейшего Императора Кирилла Владимировича.

Август 1994 года

ЛЕГИТИМИЗМ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

Монархистъ
Copyright © 2001   САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ОТДЕЛ РОССИЙСКОГО ИМПЕРСКОГО СОЮЗА-ОРДЕНА
EMAIL - spb-riuo@peterlink.ru