БИБЛИОТЕКА МОНАРХИСТА

001-small.gif (28228 bytes)

БИБЛИОТЕКА | НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

 

От автора | I. Пролог | II. Вечер | III. Утро (начало) | IV. Товарищ из центра
V. Утро (окончание) | VI. Воскресенье | VII. Хороши караси в сметане | VIII. Сто тысяч | IX. Пасха
Х. Вольнодумство | XI. Молодая гвардия | XII. Свадьба | XIII. Заколдованный квадрат
ХIV. Семейная жизнь Василия Митина | ХV. Недоучтенный фактор


Николай Кусаков

Всюду жизнь
Записки вождеградского архивариуса

ХV
Недоучтенный фактор

Жизнь - удивительная вещь. Что бы ни случилось, она продолжается. Она продолжается после землетрясений, после извержения вулканов, после пожаров и войн, она идет во время самих катастроф. Каким бы ни было потрясение, оно уходит во вчерашний день. Снова восходит солнце, снова жизнь ставит перед человеком свои требования. Приходят новые заботы, они занимают внимание, наполняют время, и тяжелые раны заживают. Но много, много времени проходит прежде, чем исчезнут рубцы, этими ранами оставленные.

Почтальон хорошо знал дорогу и к домику, где жила Вера, и к домику Митиных на улице Ленина. Вася писал ежедневно.

Жизнь продолжалась. Ходили на службу, возвращались домой, обедали, чем Бог послал, ложились спать и вставали, доставали предметы питания, штопали, сушили мокрые ботинки. Человек привыкает ко всему. Привыклось и то, что Вася живет в Бахтызино, и что время, когда молодым людям можно будет снова встретиться, отстоит еще далеко, далеко.

Наступила осень. В школах пошли занятия. Потянуло холодком. Солнце днем было горячим, но утра уже были холодными. С полей из колхозов пошли овощи, пошел сезон засолки и заготовки овощей. В конторе у Анны Митрофановны работы прибавилось. Все были заняты по горло. Наконец, и Васины письма стали приходить реже и реже. В Бахтызино возникла какая-то эпидемия скота. Василий уставал, писать ежедневно не мог. Потом он сообщил, что его посылают куда-то в объезд по району. Писем не стало. Вера похудела и подурнела. Начали проявляться признаки недомогания, связанные с беременностью.

В начале октября Анна Митрофановна пришла, как обычно, в свою контору. Во дворе уже шла работа. Стучал мотор, работала крошильная машина. Крошенная капуста зеленоватым потоком плыла по конвейеру вверх и, как силос, сваливалась в огромные чаны. Рабочие весело перекликались. Кто-то громко пел. Кто-то в кого-то бросил кочаном капусты. Послышался взрыв смеха. Анна Митрофановна заулыбалась. Здесь была жизнь.

Сторож, стоявший у табельной доски, передал Анне Митрофановне записку. Записка была от Попова. Оказывается, он приходил утром в четыре часа, долго сидел в конторе и, уходя, оставил сторожу вот эту вот записку. Анна Митрофановна удивилась до чрезвычайности. Что было Попову делать так рано в конторе? Что-то подсказало ей тревогу. Войдя в контору, она, не садясь за стол, стала читать:

"Глубокоуважаемая Анна Митрофановна, обстоятельства чрезвычайные и невозможность видеть вас лично и с вами беседовать сию же минуту вынуждают меня писать вам. Приготовьтесь к очень важным и тревожным известиям. Прочитав это письмо, уничтожьте его и немедленно делайте то, что я вам в нем указываю. Необходимо, чтобы вы с супругом, Жовтынский и ваша невестка с матерью немедленно же скрылись из города. Я сюда пришел утром в четыре. До этого часа был в НКВД. Вызвали вчера в 8 вечера. Допрашивали всю ночь. Они узнали про свадьбу. Читали мне почти дословно записку Андрея Васильевича и какие-то еще его рассуждения. Я думал, что этот донос - работа Жовтынского, но потом выяснилось, что нет. Из допроса я убедился, что доноситель не он, и что он сам на подозрении. Мне не все было понятно. Говорили про его (невероятно) связь с Варварой Петровной и про каких-то карасей в сметане. Я думаю, что за вами и за ним давно следили, и что, очевидно, доносили ваши соседи. Меня заставили подтвердить. Анна Митрофановна! Клянусь Богом и всем, что у меня есть святого, я отпирался. Я делал все возможное, доказывая, что мне ничего неизвестно. Я делал все возможное, чтобы никого не подвести под беду. От меня требовали показаний и подтверждений, что у нас контрреволюционная организация... Да, забыл было: спрашивали про какого-то Паранина, и не было ли у меня с ним личных счетов? Если бы вы знали, что они мне предлагали за то, чтобы я развил показания, которые у них уже есть. Если бы вы могли себе представить! Разумеется, я пренебрег всеми их посулами. Я отпирался и отказывался. Но потом я увидел, что мне нет иного выхода. Анна Митрофановна! Ведь я не герой. Я обыкновенный жалкий человек. Жалкий. Именно так. От посулов они перешли к угрозам. Я не выдержал. Я - подлец. Я не выдержал. Но там невозможно. Нет человеческих сил выдержать. Я подписал и поэтому вышел на свободу. На свободу? Зачем она мне теперь? Схожу с ума. Дурак, кто говорит, что нравственные пытки хуже физических. Они мне показали, что со мною сделают, если я не подпишу, или обещали отпустить. Они говорили, что долго распутывали узел, но что теперь разобрались. Зря, говорят, так долго доверяли Жовтынскому. Они знают - кто я. Всех знают. Все знают. Я раньше не знал, что Варвара Петровна была замужем за священником. О каждом у них подробности. Анна Митрофановна! Я не выдержал. Я хочу писать коротко и по-деловому. Некогда. Я им нужен для других дел, и они обещали перевести меня в Москву. Я обязался молчать. Пусть они будут прокляты, чтобы я молчал. Анна Митрофановна, мы все погибли. Я знаю, что я бесчестный человек. Они мне что-то подсовывали, и я подписывал. Может быть, я уже сошел с ума? Может быть, был сон? Нет. Это было. Я им сегодня еще нужен, а ваше дело закончено. Спасайтесь. Единственное, что могу сделать, чтобы хоть как-нибудь оправдать себя в своих глазах, - это сообщить вам, предупредить вас. У вас еще есть время. Скорее спасайтесь бегством. Мне уже нет дороги никуда. Они дали мне свободу. Зачем она мне теперь? Я когда-то думал, что я сильный, честный. Я не могу. Без чести я жить не могу. Если можете меня простить, простите. Там человек перестает быть человеком. Неужели не будет конца этому ужасу? Боже мой! Если бы вы знали, что у меня на душе. Я предатель. Анна Митрофановна, ножки ваши целую, землю буду целовать, на которую вы ступали: простите. Может быть, хоть то, что я все сделал, чтобы вас предупредить, хотя в малюсенькой степени изглаживает какую-то долю из огромности моего предательства, моего преступления, моего бесчестия. Бегите скорее. Бегите, не теряя времени ни на какие сборы. Для вас еще не все потеряно, если будете действовать быстро. Хотел бы сказать еще многое, но повторяю главное: бегите, не теряя времени. Прощайте. Попов".

Записка, конечно, была написана в состоянии шока. То, что в ней стояло, было так мало похоже на правду, на действительность, на всюду царившую жизнь, на веселую перекличку рабочих во дворе... Анна Митрофановна, потрясенная, перечитала записку. Неразборчивость, трудность разобрать буквы обычно ровного почерка Ивана Васильевича, как-то заслоняли содержание. Но даже и перечитав письмо, она не могла сообразить всего значения слов ею прочитанных. Только в третий раз прочитавши записку, она ощутила все ее значение. Мороз пробежал у нее по коже. С необычайной ясностью перед ее взором возникла картина, как на свадьбе ее сына Жовтынский сказал: "...если вам дорога жизнь и свобода каждого из нас".

Хлопнула дверь. За стеной послышались голоса. Это директор "Плодоовощи" приехал в контору. Анна Митрофановна поняла, что действовать надо немедленно.

Куда-то надо идти...

Куда-то надо бежать...

Куда?

Куда же?

Анна Митрофановна не могла позвонить мужу. В школе не было телефона. Позвонила Вере в библиотеку. Оказалось, что Вера еще не приходила. Анна Митрофановна испугалась, что ей теперь будут грозить неприятности за опоздание на работу. Как бы не суд. Но тут же сообразила, что дело гораздо хуже.

А вдруг Попов был нетрезв? Спросила сторожа. Ведь, могло и это быть?..

- Да, как вам сказать. Кто же его разберет? Человек, ведь, он непьющий, а тут вроде как шатало его. На ногах был нетверд. Бледный был. Похоже больной.

Анна Митрофановна решила пойти прямо к Попову и узнать, в чем дело. Объяснив директору конторы, что главный бухгалтер болен, и что ей нужно у него получить ключи и инструкции по работе, она поспешно отправилась к Ивану Васильевичу на квартиру.

Попов жил неподалеку в маленьком домике, принадлежавшем одному из рабочих склада овощей. Когда Анна Митрофановна вошла во двор дома, где жил Попов, она обратила внимание на группу женщин, стоявших возле сарая и о чем-то возбужденно между собою говоривших. На вопрос о том, как пройти в Попову, одна из женщин сделала жест в направлении сарая.

- А вот...

В тоне женщины было что-то странное, похожее на усмешку или испуг. Анна Митрофановна не подумала о том, как могло получиться, чтобы комната была в сарае. Она подошла к нему, перешагнула через порог в темноту просторного здания и в ужасе отпрянула назад. В кровельную балку был крепко вколочен свежий большой гвоздь. На гвозде было намотано полотенце. На полотенце висел Иван Васильевич Попов.

Кто-то пошел за милиционером.

Пользуясь замешательством, Анна Митрофановна проскользнула сквозь толпу слободских женщин. На нее не обратили внимания. Она не помнила, как шла, не понимала, почему не побежала к мужу. Она ощутила себя только тогда, когда взялась за ручку калитки. Железо было холодным.

Во дворе прыгал пес. Это был Полкан.

Вера сидела на стуле, низко склонив голову себе на руки, и пальцами сжав виски. В комнате был беспорядок. Все было разворочено.

- Маму увели, - каким-то глухим, безразличным, каменным голосом произнесла Вера, не меняя своей позы. - Пришли, все перевернули. Обыск делали. Потом увели. Меня оставили, потому что я беременна.

И слезы закапали на пол. Кап... кап ... кап ...

- Что с Васей? Что с Васей?

Анне Митрофановне, которая сама была в последней степени растерянности, пришлось изображать из себя сильную женщину. Она подняла Веру со стула, утешала, что маму скоро отпустят, освежила Вере лицо холодной водой. Она толкнула ее к действию. Тут же Анна Митрофановна отдала Вере письмо Ивана Васильевича на сохранение. Та была настолько потрясена и растеряна, что не потрудилась прочесть.

Они вдвоем все же решили, что единственный человек, к которому можно обратиться за помощью, это Жовтынский. Самой Анне Митрофановне казалось, что Попов непременно ошибся относительно него. Пошли к Жовтынскому посоветоваться. Они вошли в подъезд дома, где жил Ефим Матвеевич. Здесь было три двери. Его дверь была заперта. На ней - свежая приклейка с большой треугольной печатью. Жовтынский был арестован.

Сбившись с ног в своих заботах о Вере, Анна Митрофановна лишь во второй половине дня вернулась на службу. Там ее ждал агент. Андрея Васильевича арестовали во время большой перемены.

И все они ушли из Вериной жизни навсегда.


* * *

Увидев после нескольких попыток свою полную беспомощность как-либо помочь матери, Вера бросила все. В самом деле, ни в НКВД, ни в прокуратуре ей не дали никаких справок, о принятии передачи для заключенной не было и речи. Она пробовала обратиться в коллегию защитников. Там ее даже слушать не стали.

- Будь, что будет! - в отчаянии махнула она рукою.

Она бросила все. Не посмотрев, что это будет нарушение многих законов, собрав самое дорогое и самое необходимое из вещей, она поехала к мужу в Бахгызино. Она знала, что уезжает навсегда. Денег на билет у нее хватило. От железной дороги до Бахтызино шла пешком. Вымокла. Было уже холодно. Холодный ветер рвал мокрые листья с Деревьев. Ночь была темной. Дорога - скользкой и липкой. Идти было трудно и страшно. Было трудно отыскать избу, где жил ветеринар. По счастью Василий был дома в этот день.

Весь остаток ночи она рассказывала мужу о своих последних днях в Вождеграде, о его родителях, обо всем, что знала. Они двадцать раз перечитывали письмо Попова, вспоминали день своей свадьбы и все подробности, связанные с письмом, записку, которую читал отец, дело о какой-то фразе в школьных упражнениях, о которой как-то проскальзывало в разговорах Варвары Петровны.

- Да, да... - пробормотал Вася, - а того фактора и не учли, что у соседей было слышно, что у нас делалось. Недоучтенный фактор. Вот заколдованный квадрат нас всех и прихлопнул.

В эту же ночь Вера потребовала помощи врача. Врача не было. Пользуясь своими познаниями, как ветеринар, Вася оказал жене нужную помощь.

Роды были преждевременные. Ребенок - мертвый.

Простить это, может быть, можно... Забыть - нельзя никогда!


* * *

Жизнь - удивительная вещь. Что бы ни случилось, она продолжается. Она продолжается после землетрясений, после пожаров, войн и революций. Она не прекращается даже не останавливается, во время самих катастроф. Каким бы ни было потрясение, оно уходит во вчерашний день. Снова восходит солнце, снова жизнь ставит перед человеком свои требования. Приходят новые заботы, они занимают внимание, наполняют время и тяжелые раны затягиваются. Под рубцами остается искалеченная ткань, все глубже и глубже нарушающая нормальную жизнь.

А жизнь все идет, и идет, и идет...

Так и теперь, в эпоху великого бедствия, которое пришло на землю (Лк. 21, 23), во все дни продолжаются на земле сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, и день и ночь не прекращаются (Быт, 8, 22), а люди едят и пьют, женятся и выходят замуж (Мф. 24, 38).

Жизнь идет своим чередом.

Катится поезд жизни. Стучат колеса по стыкам рельсов. В арестантском вагоне изможденные лица заключенных улыбаются всходам зелени на придорожных полях, пробегающим зайцам, пролетающим птицам...

Солнце яркими лучами обливает поезд, и дети на полу арестантского вагона забавляются, глядя на пылинки, танцующие в солнечном луче.

А поезд катится дальше, и дальше, и дальше.

И колеса мерно стучат, четко, дробно и мерно отбивая короткие слова:

Всюду жизнь...

Всюду жизнь...

Всюду жизнь...


Конец


От автора | I. Пролог | II. Вечер | III. Утро (начало) | IV. Товарищ из центра
V. Утро (окончание) | VI. Воскресенье | VII. Хороши караси в сметане | VIII. Сто тысяч | IX. Пасха
Х. Вольнодумство | XI. Молодая гвардия | XII. Свадьба | XIII. Заколдованный квадрат
ХIV. Семейная жизнь Василия Митина | ХV. Недоучтенный фактор

БИБЛИОТЕКА | НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ











Монархистъ

Copyright © 2001   САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ОТДЕЛ РОССИЙСКОГО ИМПЕРСКОГО СОЮЗА-ОРДЕНА
EMAIL
- spb-riuo@peterlink.ru

Хостинг от uCoz