БИБЛИОТЕКА МОНАРХИСТА

001-small.gif (28228 bytes)

БИБЛИОТЕКА | НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ

 

Протоиерей Михаил Азкул

Священная монархия и секулярное государство

I

Двадцатый век увидел конец священной Moнapxии. Несмотря на то, что некоторые народы все еще имеют монархов, но, за малым исключением, они царствуют, не управляя. На Западе ни один из них не претендует на правление "Божией милостью". И это несмотря на литургическую риторику их коронаций. Что же касается арабских шейхов или аятоллы Хомейни, положив Коран в основу своей жизни, законов и политики, трудно сказать, до какой степени они находятся под влиянием идеи "священной монархии"; одно несомненно, что эта последняя исчезла среди так называемых христианских народов. В любом случае, ни один монарх постправославного миpa, как Востока, так и Запада, не правил "Божией милостью", поскольку правое царство может быть основано лишь на правой вере. Еретическое же общество не может называться христианским обществом (societas christiana). Священная Русская Империя - последнее проявление Римской Империи, наследницы византийского Рима - была последним христианским обществом, а Николай II - последним христианским императором. Его мученическая смерть, по-видимому, положила конец "эре Константина", как бы ознаменовав собой Божий Промысел в отношении священных империй.[1]

С исчезновением христианского Рима исчез тот, кто удерживал миpoвую революцию, построенную на атеизме, aнapxии и апостасии (2 Фес. 2, 3-8). Настоящая эпоха характеризуется секуляризацией (расцерковлением), более всего проявляющейся в принципах и политике современных демократических государств, где власть переходить от избирателей к избираемым. Их правители и бюрократы якобы не имеют иной заботы, кроме обеспечения материального земного счастья своих избирателей. И даже, если религия и имеет право на существование в этих "плюралистических обществах", то она не вдохновляет более ни нравственности, ни устремлений, ни решений. Пресловутое "отделение государства от Церкви" стало политической догмой лишь потому, что до того оно стало духовным фактом.

Секулярное государство может быть только атеистическим. В IV веке свят. Григорий Богослов отмечал, что существует три основных формы правления: монархия, правление одного, содержащая в себе веpy в одного Бога или, по крайней мере, в высшего Бога; полиархия или аристократия, правление меньшинства или лучших, связанное с политеизмом; и, наконец, власть большинства, которую свят. Григорий Богослов называет aнapxиeй (демократией), идущая рука об руку с атеизмом. Святой утверждает при этом, что православные почитают Moнapxию, поскольку она подражает единству Бога, в то время как полиархия предполагает рассеивание Его могущества, разделение Его сущности между несколькими богами. И, наконец, анархия, правление народа, богословски заключает в себе распыление Божией сущности, иными словами, власть оказывается настолько раздробленной, что при ней становится уже почти невозможным постичь само существование Бога (Thеol. Ora. III, 2). Постараемся правильно понять эти слова свят. Григория Богослова. Святитель не утверждает, что народы всегда делaют сознательный философский выбор, но из его слов скорее следует, что между богословием и политикой всегда имеется прямая связь.

Эта последняя особенно очевидно проявилась в том, что можно условно назвать "политическими христологией и богословием" христианского Рима, где монархия и империя подражали Боговоплощению. Подобно тому, как Иисус Христос есть одновременно Бог и человек, так и православное общество имеет два измерения: земное и небесное, соединенные между собою, как две природы Христа. При этом, Василевс (Basileus) или Царь, империя, император представляли собой как бы человеческую природу Христа, тогда как священство (sacerdotium) по аналогии знаменовало собой Его Божество. Трудясь вместе, они способствовали совершенствованию христианского общества, наподобие того, как Совершенный Богочеловек Христос совершает дело спасения миpa. Иначе говоря, Император заботился прежде всего о теле, священник же - о душе. Само собой разумеется, что подданные Императора и сам он были членами Церкви, потому что в действительности и сама Империя была Церковью.

Православные народы всегда жили при монархии - языческой, христианской, мусульманской или еретической. Было время, когда и Запад был православным и придерживался добрых "политических христологии и богословия". Удаляясь от правой веры, Запад увидел развитие теx политических форм, о которых говорил свят. Григорий. В то время как Европа была разделена на нисколько королевств, папство имело притязание заменить собою Римскую Империю, от которой оно отделилось. В дальнейшем религиозное единство латинскаго миpa было нарушено, как об этом свидетельствуют сочинения Майстера Экхарта, Николая Кузанскаго и Данте. С протестантской реформой XVI века, политическое и религиозное единство Запада окончательно распалось. Индивидуализму и релятивизму, распространенным протестантством, соответствовало пришествие толпы правителей, каждый из которых имел свое вероисповедание.

Царство и понятие нисходящей свыше власти - в том числе политического могущества, ниспосылаемого Богом царю для блага народа - окончательно исчезло на Западе с республиканством французской революции. С 1789 года символически, начинается полная и радикальная секуляризация западного миpa, где демократия, сопровождаемая своим неизбежным идеологическим следствием - атеизмом - становится политическим идеалом. С этих пор Бог навсегда исключается из миpa людей и, никем не оплакиваемый, медленно "умирает" посреди научного безумия XIX века, как об этом писал Ницше. С этого времени вселенная начинает "принадлежать" человеку и, согласно словам Огюста Конта, сам человек становится собственным "богом", а человечество - его религией.


II

Исторически слово "секуляризация" означает культурное предприятие Запада по "освобождению" человечества от сверхъестественного и трансцендентного. Тварь становится "хозяином" творения, ответственным за этот мир, свое единственное отечество. Отныне его вечный город - от миpa сего, он не тот, о котором говорить апостол Павел: "город; имеющий основание, которого художник и строитель - Бог" (Евр. 11, 10). И все мысли и дела людей имеют теперь лишь одну цель - счастье этой привременной жизни, счастье, которое устроит сам человек. В этом и заключается цель государства по Жан-Жаку Руссо. Индивидуумы, желая обеспечить себе взаимную поддержку, заключили "общественный договор", предоставляющий постоянные выгоды подписавшим его. Таким образом, получается, что государство и все его институции (включая религию) существуют лишь для того, чтобы наделить наибольшим счастьем возможно большее число людей. В противоположность христианскому обществу и государству, смысл существования которого заключается в ограничены зла и создании предпосылок для вечного спасения своих граждан, секулярное государство печется лишь об их земном счастье. Как утверждает Макиавелли, государство существует для человека, и поэтому для государства хороши все средства, ведущие к цели - осуществлению смысла его существования ("цель оправдывает средства").[2]

Исповедание "веры" в секулярное государство сформулировано в Декларации прав человека, этом страшном документе французской революции. Никакая иная современная политическая декларация не отторгла настолько западную цивилизацию от ее традиционного сверхъестественного миросозерцания, как это сдeлала Декларация прав человека. Русский философ Алексей Хомяков видел в Декларации полный отказ Запада от всего, что было в нем добраго и святого. Он говорил, что невозможно ожидать спасения Запада до тех пор, пока его судьба находится в руках честолюбивых социальных реформаторов, идеологов-атеистов и мечтательных утопистов. В то же самое время западные философы провозглашали рождение нового человека.

Девиз будущего Города Человека был также заимствован у французской революции: "свобода, равенство и братство". Впрочем, свобода, которую воспевают все революционеры, не освобождает человека от страстей. Французами философ-материалист Гельвеций, выражая новые идеи, утверждал, что хорошо направленные страсти являются движущей силой человеческого поведения. При этом "плохие" страсти есть лишь наша "теневая сторона". А Байрон утверждал, что страсти - это наш источник энергии, отваги, силы воображения. Он считал, что страсти побуждают нас стремиться к совершенству. Согласно новому образу мышления свобода намечает одновременно и возможность роста личности, и необходимые для этого юридические и социальные условия. Закон же существует лишь для того, чтобы устранять все, что становится препятствием на пути к намеченной земной цели человека.

Единственное ограничена этой свободы состоит в том, чтобы не стеснять свободу других. Свобода мыслится как всеобщая, без классовых привилегий, без различия пола, расы или религии. При этом каждый должен иметь возможность сам ковать свою судьбу, что исключает всякие правила поведения, моральный абсолют или любой, внушенный извне идеал и все, что может давать преимущества одному человеку в ущерб другому. Как мы уже сказали, секулярное государство провозглашает, своей единственной целью обеспечение всех равными правами, поскольку принцип жизни видится в amor sui: любви к самому ce6е. Иначе говоря, христианская доктрина относительно "Бога, плоти и диавола" устраняется и замещается "высшим сознанием" секуляризованного миpa.

В расцерковленном миpe человека постигает "судьба" Бога: жизнь духа исчезает из истории и культуры. Изгнание Бога сводит человечество к тому, что профессор Эрих Велгин назвал "братством равноправных автоматов". Всем свободу и равенство! Причем, оба эти понятия тесно связаны между собой, т. к. только "равные свободны". И, согласно новому определению, свобода и равенство предполагают единство всех и всеобщее братство. Люди - братья не потому, что имеют одних Отца и Мать - Бога и Церковь, но потому, что живут на одной земле, подчиняются одним и тем же естественным законам и следуют одной и той же судьбе.

Когда нецерковный человек говорит о "духовном возрождении", он думает прежде всего о формировали приспособленного индивидуума, культурного и довольного жизнью. Чтобы достичь этой цели, общество формирует законодателей и специалистов, своих жрецов и своих пророков. А эти создают условия, при которых мужчины и женщины имеют доступ к "жизни, свободе и возможности счастья". Это предполагает "воспитаниe", вдалбливание в голову безбожных знаний, которые подготавливают человека к жизни в этом мире. Безбожное, профанирующее общественное образование исходит из принципа, что у человека нет души и что его воспитание должно, прежде всего, привить ему умение приспосабливаться к превратностям этого материального миpa.

Принято считать, что успех подобной программы любого секуляризованного начинания обеспечивается прогрессом, который заменил собою Промысел Божий. Профессор Тювезон называет такой оптимизм магической верой, связанной с секулярной утопической мечтой.[3] "Утопия - подмена Царства Небесного, а прогресс - комбинация человеческого разума с космическим замыслом, якобы дающая человеку доступ к "вечному блаженству". На этом пути случаются, конечно, промедления, разочарования и страдания, но все это лишь необходимые очищение и приготовление, ведущие к будущему "золотому веку".

Говоря очень просто, мы живем в миpe, враждебном христианскому Домостроительству. Секулярное демократическое государство, это орудие прогресса, и не есть политическая структура, пpиятная Христу и Его Церкви. Что до демократии, то она не была бы возможна без секуляризации, и это - не без иронии: ведь если вeрить марксистам, то когда-нибудь прогресс упразднить демократию и всякую форму государственного правления. В обозначенной марксистами ситуации моральной ответственности и полной свободы отпадает нужда в политических институциях. Таким образом, им не останется места в "раю трудящихся".


III

Историческая эволюция западной политической системы от монархии к демократии есть также процесс секуляризации (расцерковления). По мере того, как на выборах власть переходила от правящих к подчиненным Бог и христианские ценности оказывали все меньшее влияние на образ жизни и мысли западных людей. Власть больше не воспринимается как ниспосылаемая Богом Своему Помазаннику для благодатного руководства народом, и вполне очевидно, что государство более не имеет образа Христа.

Современная политическая ситуация противоположна той, которая преобладала при христианских. императорах - или даже при любой монархии. Святой Константин основал христианскую Римскую, societas christiana, в которой две власти: царская и церковная (imperium и sacerdotium), правили народом, составляя единое политическое целое. В этом заключается символика двуглавого византийского орла, эмблема, принятая и русскими царями, когда Москва, этот "третий Рим", стала наследницей Константинополя, "второго Рима", захваченного турками в 1453 году.[4]

Христианский Рим, русский и византийский, был построен по образу Богочеловека Христа. Отношение между Империей и Церковью после их соединения было сравнимо с соотношением между человеческой и божественной природами Христа, согласно определению Вселенского Собора в Халкидоне (451 г.). Они соединялись, не теряя при этом своей индивидуальности, при этом учитывалось, что однажды Император умрет, а Церковь пребудет вечно. Это была симфония правления Императора и священства, как об этом писал в 6-ой новелле император Юстиниан. Они сотрудничали, управляя Империей без того, чтобы Император вмешивался в доктрину, а священство в политическая решения.

Христиане Римской Империи верили, что их Империя, основанная на религии, обращенной ко всем людям, должна объединить всю землю. Имперские стремления тех времен были связаны с истиной христианской веры, потеря которой сделала все права Империи недействительными. Римские папы, к примеру, в средние века лишали "греческих императоров" титула "римских" и отрицали их право на власть, исходя из того, что, по их мнению, греки не имели истинной веры. Так же и православные отказывали "латинянам" или "франкам", как они тогда называли западных людей, в праве принимать какое-либо участие в римском правительстве в связи с тем, что "латиняне" утратили веру во Христа. Поскольку смысл существования Империи заключался в вечном спасении ее подданных, то без правой веры никто не мог претендовать на власть в ней.

Христианский Император был монархом, которому в мире не было подобных. Он был vicarius Christi: наместник Христов. Его коронация была таинством, поскольку он помазывался на царство подобно Саулу, Давиду и Соломону с тем, чтобы защищать Божий народ и править им. Он венчался со своей Супругой-Империей и становился ее "мессией" и спасителем. Империя была его телом, его "вторым мистическим телом", по выражению профессора Канторвича.[5] Отметим при этом, что глава христианской Римской Империи должен был быть мужчиной, как Иисус из Назарета. Женщина не могла царствовать от своего имени и, насколько мне известно, этого не случалось до Петра Великого. Мы скоро увидим, что сделало возможным такую ломку традиции.

Император был также больше, чем мирянин. Его одежды походили на облачения епископа. Русские государи получили свои царские регалии от византийского императора Константина Мономаха в XI веке. Церемония священного коронования царей имела литургический характер. Патриарх помазывал государя святым миром, и это знаменовало священный и мессианский характер его служения, как правителя Народа Божия. Царь олицетворял мирское "царственное священство", о котором говорят Апостолы. Его положение Божия слуги давало ему привилегию во время Божественной Литургии входить в алтарь через царские врата и, подобно епископу и священникам, своими руками принимать Святое Причастие. Этим совершенно явно подчеркивалось, что его авторитет не был лишь политическим, но и духовным. От царя ожидалось, что он будет свят, чтобы вести к святости свой народ.

В качестве "отца своего народа" царь должен был делать больше, чем вершить правосудие, вести войны и противиться злу. Он должен был помогать вдовам и сиротам, одевать и питать бедных и защищать Православие. Иначе говоря, приносимая им при коронации клятва обязывала его к человеколюбию, подобному Божественному Промыслу. С другой стороны, народ был должен ему повиноваться, как сын повинуется своему отцу. Никакой православный человек не требовал "своих прав", он покорно исполнял свой долг перед Богом, Царем и народом. От своего же правителя народ ожидал хранения их общей виры, а не "жизни, свободы и собственности", о которых говорить Джон Локк.

Западные историки и философы не поняли православного мира. Они всегда приписывают странные, а иногда и просто циничные побудительные причины словам и действиям православных правителей. Они, например, объясняют чисто политическими побуждениями "Поучение" и "Молитву" Владимира Мономаха, которые на самом деле отмечены его глубокой религиозностью, как и его благочестивое письмо Олегу, сыну Святослава. В приказе великого князя Василия заключить в тюрьму предавших Православие участников Флорентийского собора, они видят лишь фанатизм и слепой страх. Только жаждой власти они способны объяснить Астраханский и Казанский походы Иоанна Грозного, предпринятые им против мусульман. Прекрасный гимн, сложенный Феодором Иоанновичем Пресвятой Богородице, они считают лишь суеверным, если даже не лицемерным. Наконец, Крымскую войну западные историки расценивают, как поражение русского империализма, не допуская при этом, что царь Николай I желал исполнить свою священную миссию.

Вероятно, эпоха Петра Великого дала Западу основание судить русской монархии с тем же макиавеллианским скептицизмом, с каким он привык судить о своих правителях. Можно безошибочно утверждать, что именно с Петра I начинается долгий период духовного упадка русских правителей. Он начал процесс "озападнивания", т. е. расцерковления, что и привело в конечном счете к ужасающему атеизму и большевицкой революции. Для того, чтобы дать России новую ориентацию, Петр I должен был изменить саму природу монархии. Как говорит профессор Чернявский, Петр I извратил монархическое "богословие". Царь более не отражал собою человеческую природу Христа, но стал бесполым правителем; и, подобно тому, как на Западе после протестантской реформы, женщина могла восседать на троне, в XVIII веке Россия была под властью двух Екатерин, Анны и Елисаветы, и это несмотря на сопротивление Церкви. Хорошо ли, плохо ли они царствовали, не в том вопрос. Христианское общество уже не было прежним, как о том свидетельствует начавшийся разлад между разными сословиями.

Императоры и императрицы становились все мeнеe и мeнеe отеческими, а Россия все менее походила на единую семью. Вместо духовной, власть становилась юридической, управление оказывалось в руках французов и немцев или же русских, потерявших свою веру. Аристократия веры и любви превратилась в аристократию хитрости и силы. Франкмасоны, библейские общества и теософы захватили Святую Русь, ее духовные академии и семинарии изрыгали рационализм и скептицизм, пришедшие с Запада, народ был недоволен и в растерянности.


IV

Православная Церковь всегда жила при монархии с тех пор, как Господь основал ее вот уже почти две тысячи лет тому назад. Сначала это была Римская языческая монархия, а затем - священная. Некоторые утверждают, что поскольку Церковь пребывает в мире, будучи сама "не от миpa сего", то ей безразличны политические структуры и она не должна иметь никакой с ними связи. При этом ссылаются на то, что Бог первоначально хотел отказать древним евреям в царе, а Православие есть новый Израиль. Для доказательства того, что демократия якобы является для Церкви наиболее благоприятной политической системой, предлагают и такой довод: поскольку демократия секулярна, она предоставляет Церкви свободу действий, исключающую принуждениe, возможное со стороны императорской власти.

Попробуем ответить на это. Для начала подчеркнем, что для Православия важно жить при правительстве, которое не враждебно ему и, более того - которое благоприятствует его физическому и духовному росту. Мир принадлежит Православию, как принадлежит он Богу, поэтому Православие должно соединиться с миром, чтобы освятить его и освободить от власти диавола. Ведь если Господь заповедал обратить "все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа" (Mф. 28, 19), то мы должны допустить, что и правительства всех этих наций призваны также стать христианскими. Поэтому слова "не от мира сего" не следует слишком упрощенно применять ни к Церкви, пребывающей среди миpa, ни к народам, обращенным в христианство. И затем - если Бог желал отказать в царе древним израильтянам, то это потому, что Сам Он был их Царем и Владыкой, и правил ими через ниспосланный Им закон посредством судей, которых Он назначал - Гедеона, Самсона и др. И, наконец, мы подошли к последнему возражению. Мне трудно вообразить православную демократию, особенно современную демократию - с ее плюрализмом, индивидуализмом и секулярностью.[6] Ни одна из демократий не способна на обращенное к Богу молитвенное прошениe: "да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли". Бог - Господь и неба, и земли. И, если небо и земля принадлежать Богу, то землею должен управлять помазанник Божий, а православному народу нужен православный правитель.

Поэтому мы можем утверждать, что ни один православный, достойный этого звания, не может не испытывать неудобства в обществе, которое не творит волю Божию. Каким образом можем мы, к примеру, примириться с обществом, в котором личная выгода есть первейшая побудительная причина любого действия и где неясность, ересь и скептицизм воспринимаются, как нечто положительное и творческое? Каким образом можем мы участвовать в правительстве, высшим авторитетом которого является смертный человек, в правительстве, которое подчас произвольно действует как антихристианское? Невозможно представить ce6е такую демократию, при которой весь народ смиренно подчинялся бы епископу. И еще хуже: нет ни одного секуляризованного общества, где в качестве культурного факта Христос был бы признан как Бог. Кстати, если даже предположить, что и в самом деле государство может походить на Христа, и если оно совершенно секулярно, то и Христос там будет мыслиться лишь как человек.

В любом случай, современный мир не допускает "священных демократий" и президент не получает "помазания радости". Поэтому похоже, что православные теперь вынуждены быть в обществе, которое им чуждо и враждебно. Конечно же, мы обязаны уважать главу государства, подчиняться справедливым законам и никому не причинять зла. И тем не мeнеe, мы не можем себе позволить полностью слиться с секулярным обществом. Подобно первым христианам, которых обвиняли в антисоциальности, так как они не хотели участвовать в языческой жизни Римской Империи, мы тоже должны быть готовы к подобным упрекам. К тому же, нам нужно понять, что у нас нет больше царя, который бы нас защитил. Нас ожидает еще большая опасность, когда с приходом Антихриста, этим продуктом секулярного общества, он парадоксально образует секулярную монархию, экуменическое или всемирное царство. Но мы твердо знаем, что под конец Антихрист будет низвергнуть Христом, Царствию Которого не будет конца.



Примeчания

1. Пророчество Даниила предсказывало четыре великих земных царства: египетское, персидское, греческое и римское, после чего должен наступить конец света и Второе Пришествие Христа. Римская Империя была языческой (основана императором Августом), затем - христианской (ее основал св. Константин). Римская христианская Империя была византийской, а потом - русской. Pyccкиe цари, вплоть до св. мученика Царя Николая II, были преемниками св. Константина и его потомков - греческих или византийских императоров. Столицей языческой Империи был Рим; византийская Империя имела свою столицу в Константинопoле, этом новом Риме. После захвата турками в 1453 г. Константинополя, "второго Рима", Москва стала называться "третьим Римом". См. С. Ф. Платонов, Учебник русской истории, т.I, Прага, 1924-1929, с 128.

2. "Князь" Мажавелли - сочинение эпохи итальянского Возрождения, в котором, среди прочего, есть попытка определить новый критерий секулярного государства. Считая неприемлемой мысль о монархии как средстве спасения, Макиавелли предлагает свой смысл государства.

3. Millenium and Utopia. A Study in the Background of lhe Idea of Progress. New York, 1964, p. 201.

4. Voir W. Hammer. The Concept of the New or Second Rome in thc Middle Ages. Speculum XIX (1944), 51-62; et. R. L. Wolff. The Three Romes: the Migration of an Ideology and the Making of an Autocrat. Daedatus LXXXVIII (1959), 291-311.

5. The King's Two Bodies: A Study in Medieval Political Theory. Princeton. 1957.

6. Представители так называемой неохристианской интеллигенции (Булгаков, Бердяев, Карташов и др.) приветствовали падение русской монархии, считая это началом "освобождения" Церкви. Они считали, что "конец константиновской эры" означает, что отныне судьба русской Церкви будет в руках народа. Они старались, по крайней мере на уровне идей, навязать Церкви свои демократические и социалистические принципы. Эти взгляды, естественно, встретили сопротивление со стороны церковной иepapxии. В связи с этим, история русской Церкви послереволюционного периода отчасти представляет собой конфликт между неохристианским секуляризмом и традиционным авторитетом епископата. Представители интеллигенции и сочувствующие им всегда предпочитали свое "творчество" церковной традиции и послушанию.

БИБЛИОТЕКА | НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ











Монархистъ

Copyright © 2001   САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ОТДЕЛ РОССИЙСКОГО ИМПЕРСКОГО СОЮЗА-ОРДЕНА
EMAIL
- spb-riuo@peterlink.ru

Хостинг от uCoz